Никаких мужчин!
Шрифт:
— То же самое, — радостно ответила она. — Мы закрыты до пятницы.
В половине одиннадцатого вечера у Эйвери наконец-то начался праздник. Прижавшись к обнимавшему ее Джонасу, она решила, что это великолепное завершение не самого лучшего в ее жизни дня.
— А что ты делала в прошлом году? — лениво спросил Джонас.
— Я провела время с Фрэнсис и ее родителями.
Но сегодня она отмечает Рождество с Филипом и его семьей. Думаю, ей понравится.
— Ты потрудилась, чтобы этот роман завязался, напомнил ей Джонас.
— Зато
— Спасибо, дорогая. Мне нравится, что у меня появилась красивая служанка.
— Не вздумай привыкать к этому. Сегодня особый случай, — предупредила она, снова устраиваясь рядом с ним. — Совершенно особый. Почему ты не позвонил и не сообщил, что приедешь?
— Ты же знаешь мое пристрастие делать сюрпризы. Я подумывал о том, чтобы забраться в окно твоей спальни, — добавил Джонас, зевнув.
— Это перепугало бы меня до смерти!
— Именно эта мысль меня и удержала. — Джонас поцеловал ее волосы, а потом и шею. — Твой теплый прием стоит того, чтобы нестись в темноте по шоссе.
— Ты уже знаешь, как я провела день, так что рассказывай про свой.
Джонас повиновался и выложил множество забавных подробностей, касавшихся его пожилых родственников, которые клялись, что он стал еще выше с их последней встречи. Однако вскоре зевки прервали его повествование, Эйвери поднялась.
— Время ложиться спать. Иначе мне придется нести тебя в кровать.
— Но, хоть ты и решительная, сильная леди, вряд ли тебе это удастся.
Он заключил ее в объятия и поцеловал с такой нежностью, что у Эйвери комок подкатил к горлу.
— С Рождеством, Эйвери.
— С Рождеством, Джонас. — Она слегка подтолкнула его. — Поднимайся наверх. Я буду через минуту.
Когда Эйвери вошла в спальню, Джонас, полураздетый, лежал на новой кровати и спал. Она нежно улыбнулась, укрыв его одеялом, затем выключила свет и улеглась рядом с ним. Он пробормотал что-то во сне и пододвинулся поближе, а Эйвери свернулась в клубочек в теплой темноте, необычайно счастливая. Просто лежать под боком у Джонаса — лучший подарок к Рождеству, который она когда-либо получала.
На следующее утро Джонас разбудил Эйвери поцелуем. Дело кончилось тем, что позавтракали они очень поздно.
— Я прошу прощения за вчерашнюю ночь, — произнес он позже, когда они укладывали вещи в машину. — Моей идеей было удивить прекрасную леди, а затем унести ее в постель для куда более интересного занятия, чем сон.
Эйвери усмехнулась, заправляя упрямый локон под красную вязаную кепку, низко надвинутую на лоб.
— Не нужно извиняться. Я была счастлива. И ночью, и утром. — Она вздрогнула. — Одна я бы не спала так хорошо. Все мои соседи разъехались. А тут еще и Дэнни…
— Я приехал бы раньше, если бы знал, — решительно сказал Джонас. — Позволь мне проучить этого юнца.
— Ни в коем случае. Я здесь живу. Ты — нет. — Эйвери ласково улыбнулась ему. — Давай забудем про Дэнни и сосредоточимся друг на друге.
Следующие четыре дня стали самыми счастливыми в ее жизни. Джонас был страстным и требовательным любовником, но при этом и лучшим другом. Он засыпал Эйвери рождественскими подарками. Среди недорогих и забавных вещиц она обнаружила серьги с крупными настоящими жемчужинами, которые прекрасно подходили к ее ожерелью. А самый большой подарок представлял собой видеодвойку для спальни.
— Это на тот случай, если снова захочешь забаррикадироваться, — объяснил Джонас.
— Очень надеюсь, что Дэнни впредь не выкинет ничего подобного, — заметила Эйвери, надевая серьги.
— Если он это сделает, я призову его к порядку, несмотря ни на что, — заверил он и забыл о юном Морреле, открыв коробку, в которой лежала дюжина льняных перчаток.
— Возможно, ты ими не пользуешься, — сказала Эйвери, скорчив рожицу, — но эти я пометила.
— Джонас пригляделся повнимательнее и увидел, что на каждой перчатке вышиты его инициалы.
— И ты нашла время для такой работы? — потрясенно спросил он.
— Считай мой подарок трудом любви, — с улыбкой ответила она. — Открой и вот это.
Джонас бережно снял обертку с акварели девятнадцатого века и бросил на женщину взгляд, который заставил ее покраснеть.
— Говорю как ценитель, Эйвери, это эксклюзив.
— Вид на развалины замка, примерно 1840 год.
Здесь, в твоем греческом интерьере, она смотреться не будет, но, возможно, пригодится в офисе.
— Я повешу ее в своей спальне в Чисвике. Спасибо, дорогая. Приезжай в следующий раз в Лондон и помоги мне выбрать правильное место. Пора тебе увидеть мой дом.
— Мне бы этого страшно хотелось, но в ближайшее время я не смогу. Хелен и Луиза берут отпуск на школьные каникулы, и мы с Фрэнсис останемся вдвоем. — Эйвери ослепительно улыбнулась. — Но давай наслаждаться настоящим.
После чудесно проведенных выходных Эйвери ужасно не хотелось уезжать вечером в четверг. Но Джонас был непреклонен. Он хотел проверить отопление и систему безопасности на Грэшем-роуд, прежде чем вернуться в Лондон.
— Я должен быть уверен, что ты в полной безопасности. Только не забывай в будущем держать подальше от своей двери неуправляемых подростков, велел он.
— Да, сэр, — ответила Эйвери, поклонившись. Она бросила долгий прощальный взгляд на дом, садясь в машину. — Здесь прекрасно. Я обожаю это место.
Когда они вернулись на Грэшем-роуд, дом показался обоим холодным. Эйвери поспешила включить отопление, а Джонас разжег камин в кабинете.
Там они и поужинали. После еды Джонас прижал Эйвери к себе.
— Теперь, когда мы удобно устроились, я хочу произнести небольшую речь.
Эйвери замерла.
— О чем?
— В новом году отец намеревается официально передать управление компанией в мои руки. Он сообщил мне эту радостную новость под Рождество.