Никаких обещаний
Шрифт:
В додзо открылась входная дверь, и он затаил дыхание, ожидая, что войдет Эшли. Его сердце забилось еще сильнее, когда он увидел, что вошла Вирджиния, секретарша Эшли. Она застенчиво ему улыбнулась. Следом за ней в зал проследовала еще одна дама — сотрудник фирмы Штедфельда. Эрик не мог вспомнить ее имя, но то, что она работает в отделе искусств, он помнил. Эшли привела обеих в додзо неделю назад. Перед уходом они записались в группу.
Женщины прошли в раздевалку, а Эрик продолжал ждать, надеясь, что Эшли просто задержалась, припарковывая машину.
Или что другое задержало ее?
В семь часов,
Эрик ощутил тревожность Эшли еще до Дня Благодарения, но она сказала, что не стоит обращать внимания — обычное переутомление. Но вспомнив, что Эшли рассказывала ему о своей матери, он заподозрил: ее настроение объясняется необходимостью провести четыре дня под родительским кровом.
В последнюю минуту до отъезда Эрик пригласил Эшли поехать с ним в Нью-Йорк и провести праздник у его родителей. Отец, конечно, будет занят — он всегда занят, когда приезжает в Штаты, — но мать будет очень рада видеть Эшли.
Однако Эшли ответила «нет», пояснив, что считает своим дочерним долгом провести праздник с родителями.
В Нью-Йорке Эрик все время, не переставая, думал об Эшли и пытался представить, чем она занимается, как себя чувствует. Родители заметили его озабоченность, и, в конце концов, ему пришлось рассказать им об Эшли. Он не сказал, что любит ее, он сказал, что она ему очень нравится. Кроме того, Эрик упомянул о ее намерении перебраться в Чикаго.
Отец напомнил, что желаемого следует добиваться всеми силами, а мать решила отложить беседу с сыном до следующего дня, когда они останутся вдвоем.
На следующий день она рассказала Эрику историю из своего детства. Однажды прекрасная маленькая птичка котори опустилась на ее балкон, и день за днем птичка снова и снова прилетала к ней, и вскоре она так привыкла к птичке, что с нетерпением ждала каждого ее нового прилета, считая это маленькое создание даром небес. Отец предложил ей поймать птичку и посадить в клетку, но она не могла даже и думать о том, чтобы посадить в клетку свободную и прекрасную птицу-котори. И вот настал день, когда птичка улетела и никогда больше не вернулась. Мать рассказала Эрику о нахлынувшем на нее одиночестве и счастье — она испытывала счастье, осознавая, что благодаря ей прекрасная маленькая птица не лишилась свободы.
Мать не спрашивала, понял ли Эрик, для чего она рассказала ему эту историю, но с самого начала Эрик уловил ее смысл. Любить — это значит позволять любимому быть таким, каким он должен быть. Эрику следует подготовиться к тому дню, когда его котори улетит.
Эшли, однако, не улетела. Пока не улетела… В среду Эрик вышел из дома немного раньше обычного и отправился по адресу фирмы «Штедфельд Инк», отысканному в справочнике. Для рекламно-информационной фирмы здание, в котором располагалась фирма, казалось слишком уж неброским. В отделе приема и справок его направили в конец длинного коридора, где находился кабинет Эшли.
Вирджиния сидела за столом перед входом в кабинет. Она не услышала, как подошел Эрик, и он громко кашлянул. Вирджиния подняла глаза, мгновенно ставшие огромными от удивления.
— Сенсей, что вы здесь делаете?
— Вирджиния-сан, — он поклонился. — Мне нужно видеть Эшли-сан. Она здесь?
— Да, — Вирджиния бросила взгляд на телефон, — но сейчас у нее совещание по селектору, и я не знаю, как долго оно продлится.
— Я подожду, — сказал Эрик и сделал шаг в сторону, чтобы повнимательней рассмотреть фотографии, которыми была увешана стена рядом с закрытой дверью в кабинет Эшли.
На фотографиях Эшли пожимала руки важных мужчин в официальных костюмах, улыбалась, прижимая к себе какую-то награду, перерезала ленточку на открытии моста… Эрик внимательно рассматривал каждую фотографию, и Вирджиния снова углубилась в свою работу. Она не заметила, как он подкрался почти вплотную к двери в кабинет Эшли, и не слышала, как повернул ручку, она не увидела, как он проскользнул в кабинет.
И Эшли не подозревала о присутствии Эрика до тех пор, пока не положила трубку, но в то мгновение, когда она его увидела, у нее перехватило дыхание, рука непроизвольно дернулась ко рту.
— Сколько времени ты здесь стоишь?
— Немного, — он кивнул. — Как поживаешь?
— Нормально… я полагаю, — ее взгляд скользнул по его традиционно черной одежде, и Эшли осторожно улыбнулась. — Ты меня напугал.
Следуя японскому обычаю, Эрик почтительно склонился:
— Пожалуйста, прости меня, я не хотел напугать тебя, я всего лишь хотел взглянуть, как ты работаешь.
Он прошел к ее столу, удивляясь, как она может отыскивать в этой беспорядочно покрывавшей стол кипе бумаг нужные. Когда Эрик приблизился, Эшли поднялась, оттолкнув стул. Она сделала это как бы невзначай, плавным движением поправив при этом юбку синего костюма, и все ее движения произвели на него сильное впечатление. У Эшли было великолепное чувство меры, каждый жест был строго выверен. Она давала ему понять, что не считает себя пойманной в ловушку и что всегда найдет выход из любого положения.
Но ему не нужны были ни ее бегство, ни чувство, что она хочет убежать. Он остался стоять на расстоянии нескольких шагов.
— Нам не хватало тебя в додзо вчера вечером.
— Я была занята, — сказала Эшли, избегая его взгляда. — Работа, связанная с «Вэн Гард», отнимает больше времени, чем я предполагала.
— Но все идет хорошо? — спросил Эрик, ступив к ней еще один осторожный шаг. — Им нравится то, что ты для них делаешь?
— О да, — Эшли могла признаться в этом с полной откровенностью: незадолго до прихода Эрика представитель центрального офиса «Вэн Гард» позвонил ей лично и похвалил за проделанную работу.
И все-таки она солгала, сказав Эрику, что проработала весь вчерашний вечер. Правда была в том, что ей ничего не удалось сделать, и в который уже раз она поняла, насколько бессмысленны и безнадежны все ее попытки выбросить Эрика из головы.
— Твоя секретарша и еще одна сотрудница, которых ты привела накануне Дня Благодарения, вчера пришли на урок. Я хочу, чтобы ты знала: я очень ценю усилия заинтересовать людей занятиями в додзо.
— Ты же сам говорил, что каждая женщина должна знать приемы самообороны, — как только Эшли произнесла это, то сразу же поняла, что сделала неверный ход, и потому поспешно продолжила: — Вирджиния сказала, что вчера вечером в додзо было много народа.