Никаких принцесс
Шрифт:
Туан фальшиво улыбается, сыплет комплиментами, даже перестаёт рычать на меня и начинает ухаживать. Ну-ну, я может, теперь и добрая, но ещё ничего не забыла.
Так что, после того, как бабушка, потрепав Туана по щеке (для этого ей пришлось перегнуться через стол, чуть не опрокинув мой кубок), отдаёт должное моему вкусу: «Такой милашка, себе бы забрала!», я фыркаю и капризно говорю:
– А можно сегодняшнюю церемонию повторить? По-моему, я ошиблась в выборе спутника. Он мне уже не нравится.
Немая сцена - только Рауль посмеивается. Ему весело. Мама с бабушкой просто удивлены, а вот Туан смотрит на меня так ошеломлённо, словно действительно не ожидал подобного предательства. И это после того, как мы по лесу «гуляли»?
– А чем этот плох?
– заинтересованно спрашивает бабуля, а мама тянет: - Можно...
– И тут же: - Но, Виола, зачем?
– Принцесса!..
– вставляет Туан, но я не слушаю. Ага, уже «принцесса»! А то - дура... Я, может, теперь и простодушная, но с памятью у меня всё хорошо!
– Он мне грубит, он меня не уважает, не любит и заставляет скучать. И целуется он плохо, - добиваю я.
Туан бледнеет на глазах - отчего мне вдруг становится так радостно, как не было даже после выпитого утром зелья.
– Невозможно, - удивлённо говорит мама, переводя взгляд то на меня, то на моего спутника.
– Виола, этого просто не может быть. Я сама всех претендентов отбирала, и они...
– А, Глория, - отмахивается бабушка, хищно глядя на Туана.
– Ты ещё не знаешь, какими они бывают, когда добиваются своего. Да, мальчик? Хотел возвыситься, ничего не делая? Виола, давай я покажу, как нужно наказывать таких зарвавшихся...
– Мама!
– Глория, Виола уже взрослая девочка, ей пора знать такие вещи.
– Мама! Моя дочь никогда заниматься подобным не будет!
– Не отнимай у девочки свободу выбора, - бабушка довольно потирает ручки и кивает Раулю.
– Мальчик мой, принеси из спальни тот набор, который моя дочь привезла из другого мира.
Мама бледнеет, а Рауль, вскинув брови, пожимает плечами, встаёт и исчезает за дверью.
– Давно пора тебе научиться, девочка, давно, - приговаривает бабушка, придвигая кресло к опешившему Туану.
– Ну что, мальчик, мы приятно проведём время, не так ли? Посмотри мне в глаза и скажи: ты любишь боль? Чего ты боишься больше всего на свете? Что заставляет тебя кричать по ночам?
– Да-да, я тоже хочу послушать!
– я подпрыгиваю на подушке и хлопаю в ладоши.
– Виола, тебе лучше выйти, - сдавленно говорит мама.
– Время позднее, тебе пора спать. Я сама разберусь.
– Но, ма-а-ам!
– Виола, спать!
– повышает голос мама, и я плетусь, поминутно оборачиваясь, как побитая собака, к двери...
И тут Туан, наконец, приходит в себя.
Больше не медля, он срывается с кресла и бросается ко мне. Под ноги. На колени. Хватает за руки и, осыпая их поцелуями, принимается страстно клясться, что он исправится, что всё это досадное недоразумение, что я зеница его ока, что он любит только меня, меня одну, и любое моё желание для него закон, и если он меня чем-то обидел, то он лучше сам себя накажет. Или нет - лучше он умрёт! В доказательство он хватает со стола нож и замахивается, готовясь картинно вонзить его себе в сердце, восклицая, что если госпожа его разлюбила, то сердце ему больше не нужно...
Мама изумлённо моргает, глядя на это представление. Бабушка улыбается и жестом отсылает явившегося с бархатной коробкой Рауля. А я, когда у меня в ушах начинает звенеть, досадливо говорю - выкрикиваю (иначе меня просто не слышно):
– Хорошо, хорошо, ты прощён! Но это в последний раз! И пойдём уже спать, я устала.
Туан умолкает - и уже молча дрожащими руками хватается за мой локоть.. И улыбается. Робко и с надеждой. Как...
Не думать!
Я морщусь, отворачиваюсь и тянусь к ручке двери. Туан опережает - сама предупредительность - распахивает дверь, ещё и склоняется в грациозном поклоне.
– Прошу вас, моя госпожа!
– То-то же, - усмехаюсь я и важно выплываю в укутанный сумерками сад.
– Видишь, вот так с ними и надо, - говорит бабушка, прежде чем дверь закрывается.
– Твоя Виола наконец-то стала понимать, как правильно себя держать с мальчиками.
– Мама...
А по-моему, бабушка права. Туан весь вечер ведёт себя, как и должен - всё мне позволяет. И улыбается при этом, счастливо и радостно. Я заставляю его рассказывать мне сказку, спеть песню, сыграть со мной в шахматы (правда, устаю на половине партии и бросаю), потом требую примерить мой венок, помочь мне переодеться, принести мне шоколадные конфеты, накормить ими меня с руки...
Туан похож на испуганную собачку, которая скачет перед хозяйкой и виляет хвостом. Но я решаю - пусть так, искренность потом прибавится. Чем-нибудь ещё припугну. А пока...
– Ну ладно, ты снова мне нравишься, - объявляю я, когда запыхавшийся Туан выгоняет из спальни последнего виспа и приносит мне медовый напиток в постель.
– Но учти, заставишь меня скучать ещё раз...
– Ни за что, моя принцесса!
– жарко выдыхает Туан.
– Я всё понял, осознал и исправился!
– и тут же, заливаясь краской, шепчет: - Могу я... Позволено ли мне будет... Вас поцеловать?
Не могу я на него долго дуться! Тем более, я, оказывается, люблю поцелуи.
– Ну хорошо, - улыбаюсь.
– Целуй.
Правда, меня удивляет, зачем Туан сначала отворачивается - впрочем, ненадолго - и только потом осторожно приникает ко мне, находит мои губы. Я с готовностью отвечаю - и чуть не задыхаюсь от неожиданности: мне в рот льётся кислая, как рассол, жидкость, которую я непроизвольно проглатываю и тут же, отстраняясь, заношу руку для пощёчины.
– Это что ещё за...
Слабость наваливается мгновенно. Я ещё успеваю разглядеть, как зелёные глаза внимательно наблюдают за мной, словно мысленно сравнивают с картинкой в учебнике по зельеварению...
Потом сил смотреть больше не остаётся, и я проваливаюсь в ватный, тяжёлый сон. Последнее ощущение - дрожащий пушистый Томми-кролик, которого я до этого кормила морковкой и яблоками, а он пугливо прижимал уши и с опаской косился на Туана. Теперь жмётся ко мне, к моей шее.
А ещё - тот самый столовый нож, которым Туан пытался за ужином заколоться. Я зачем-то, забирая его, спрятала в складках платья, а в спальне сунула под подушку. Ну случился у меня такой каприз. Подумаю об этом потом...