Никита Никуда

Грим

– Это не жизнь мала, это велика вселенная, - сказал полковник.

– А что если, - сказала Изольда, - эманация - в теле, эволюция - в духе? Некое вечное тело, эманировав, стало в нас смертным, если не сказать смешным, а души, откуда б они ни взялись, эволюционируют до тех пор, пока не становятся человеческими. Но после этого их земной путь исчерпан. Мир делается тесен нам, хотя и не имеет пределов. Тело становится в тяготясь. Тогда дух отчуждает тело, и душа, прорвав плотину плоти, устремляется дальше, в иные миры, в послетелесное свое бытие, посредством летального исхода из тела канувши в Вечность. Ну, там, разлагаясь на Я и всё прочее. И далее

существует независимо от мира сего. Который по отношению к более совершенному миру есть меон, то есть почти что небытие, еще-не-бытие. А настоящее бытие открывается там. Вы ж своим воплем о бессмертии останавливаете эволюцию души.

– Откуда знаете про меон?
– едва ль не ревниво спросил поручик.

– Ах, греков мы ставили. Пришлось одолеть и всяческих элеатов.

– Мать-протоплазма и Отец всего сущего!
– выругался матрос.
– Этот мир со всеми удобствами тесен им стал.

– Смерть это образ жизни, - утверждала свое Изольда.
– Это продолжение жизни другим способом. Та же сила, что вталкивает нас сюда в этот мир, выталкивает и в последующий. Как женщина, рожая, извлекает душу из предшествующего небытия, где томится она в ожидании жизни. Только кто там роженица? Акушер, восприемник кто?

– Здесь, понятно, Антоха, - сказал матрос.
– Ничего, аккуратный акушер. Спасибо ему, помог вызволиться из-под земли. Сделал ей кесарево сечение.

– Вам бы самой пьесы писать, да ставить самой, да играть в них, - с некоторой досадой, но и не без одобрения заметил доктор.
– Только зачем же устроено сложно так?

– В силу небесной необходимости, - сказала Изольда.
– Игра Божества, правила которой определены не нами. А вы, доктор, выступаете этаким шпильбрехером, ломающим эту игру. Не надо никаких ваших опытов и потуг. Упраздним время - получим бессмертие. Оставив Хроноса с носом.

– К...к...к...,- сказал Павличенко, который все слышал, но в силу косноязычия принять участья в дискуссии не умел.

– А может смерть - некое место, а не состояние? Где в самом укромном уголке ее лона зарождается жизнь?
– продолжала Изольда.
– И не будет ли уничтожение смертной жизни - нам бессмертная казнь?

– Науконеведение повсеместное в этом вопросе, - сказал матрос.
– Был у нас судовой врач на 'Эротике'. Тоже интересовался продлением. Так этот лечитель включил было в круг своих деяний алхимию. Умер, приняв эликсир бессмертия.

– Смерть, может быть, нужна, но жизнь нужнее, - сказал доктор.
– Смерть - это соитие с природой, слепое стремление к единству, слиянию - в небытии, в прахе, в природе, в бескачественности, наконец. Этому единству надо противопоставить другое единство - в жизни, в стремлении, в работе, труде, желании преодолеть смерть. Самое интересное в том, что не все захотят в этом единстве участвовать. Многих придется убеждать не умирать. И может быть, бессмертие как раз и является следующей эволюционной ступенью. Человек уже не приспосабливается к условиям среды. Он приспосабливает среду к условиям собственного существования. В этом плане эволюция его остановилась. Может, природа ждет от нас этого шага. Ибо сама не может его сделать, не предав других своих сыновей.

– Это каких же?

– Левиафанов, я уже говорил. Осликов, крыс, ворон и так далее.

– Вы опять же, об эволюции в 'здесь', а я - в 'там', - возразила Изольда.

– А вдруг 'там' нет ничего?

– А вдруг есть? Воскрешение, видите ли, целесообразно лишь в том случае, если загробного нет. А

если есть, то оно бессмысленно, если не преступно. С этической точки зрения воскрешение не сродни ль эвтаназии? Воскрешение в этот мир есть смерть в том?

– Право выбора каждый должен иметь, - сказал поручик.

– Вот сначала отсюда выясним, что там есть, а потом уже выбирать будем. Познание в каждом индивидууме начинается с нуля. Все больше времени уходит на обучение. Странно, что при таком условии наука все-таки движется вперед. Наступит время, когда для того, чтобы идти в ногу со временем, не хватит жизни, чтобы азы постичь. А с продлением жизни человек необходимо выйдет на новые формы мышления, самоидентификации. Раньше евреи знали Бога, а почему? Потому что жили по 900 лет. Впрочем, это метафора. Сейчас человеку просто века его не хватает, чтобы выработать соответствующее зрение, а так же язык и форму общения с Ним. Бессмертие - это бесконечное развитие собственных способностей. Может даже таких, что позволят вступить в связь с Богом, с миром иным? Вот тогда и появится возможность и право выбора.

– Дело мертвого боится, - сказал матрос.
– Так смерть нам не светит, док? Значит, и буржуи воскреснут? Эти экскременты природы, испражнения Хроноса, и в светлом будущем предполагают на матросских шеях сидеть? Ты ж за те затеи в ЧК парился.

– Ваша злобность, матрос, помешает вам жить вечно. Никто не возьмется вас воскрешать, если душу не переделаете.

– Вы прямо Мефистофель, док. Я вам - душу, вы мне - вечный кайф.

– Я вот в чем совершенно уверен, - сказал Смирнов.
– Более позднее прошлое будет вытеснять раннее. Вы, двухсотлетний, будете совершенно иной человек, чем пятидесяти или двадцати. Мы на протяжении этой краткой жизни меняемся не раз. То есть, в вашем случае, процесс умирания заменяется процессом забвения, что в сущности одно и то же. И еще. Намерения автора относительно своего творения и 'намерения' творения относительно воспринимающего его субъекта почти никогда не совпадают. Зачастую творение имеет другой смысл (и порой более глубокий, а то и губительный), чем хотел того автор. Повод задуматься о Провидении, которое водит рукой автора. И о Провидении Провидения. Я хочу спросить: насколько мы таковы, какими задумал нас Бог? Может, он имел в виду нечто более элементарное? Мы мыслящий планктон в море всего житейского. Ноосфера есть пленка плесени. А замахиваемся на творца.

– Есть род плесени, живущей вечно, - сказал доктор.
– Получена экспериментальным путем. Так что бессмертие природе не противоречит.

– А куда, позвольте спросить, деваться будем? Вы ведь еще и о воскресении миллиардов покойных подумываете.

– Воскресение усопших будет вызвано этической необходимостью бессмертноживущих. Покойники и потомки во взаимной друг перед другом вине. Вина детей перед родителями. Вина родителей перед детьми. Вина у нас в венах. Мы повязаны всеобщей виной друг перед другом.

– Вы, док, прямо лазейка для Лазаря, - сказал матрос.
– Берегись, смерть, - пугал он.
– Я уже близко.

– Ах, зло есть качество невоскресуемое. Успокойтесь с этим, моряк, - сказала Изольда.

– Вы не ответили на мой вопрос, - сказал поручик.
– Ведь если некрополи открыть, мы все этажи мирозданья заполоним. Плесенью располземся по галактикам. Если только зеленые человечки задолго до нас не решили для себя эту проблему, наладив промышленное воскрешение, и теперь нам в качестве существ бессмертных во вселенной места нет.