Никита Никуда
Шрифт:
– Ну, если вы меня убедите, то может быть, - сказал я, ибо заинтригован был: что-то за стенами ВПЧ кроется.
– Мир погряз во грехе, во грязи. Претыкаясь на путях погибели, к концу движется. Можно смыть эту грязь водой, а можно огнем выжечь. Мы - Владетели Огня и его гасители. Огонь живет смертью земли, как сказал Гераклит. Из смерти воздуха рождается огонь. Если мы всецело подчиним его своей власти, то и землей и воздухом владеть станем. Не так ли, Марин? Подавляя мерзость огнем, а огонь водой.
– Пес его знает, - отозвалась Маринка.
– Не стоит о псах всуе, - суеверно сказал
– Его постоянно кусают собаки, - сказала Маринка.
– Это уже шестое нападение за последние два дня.
Жизнь, коль уж спустила на тебя кобелей - доберется до горла.
– А недавно один кинеколог сошел с ума, - сообщила Марина.
– Косил под пуделя, норовил укусить. Собака к нему подошла, так набросился на нее с лаем.
– Я говорю, хватит о псах.
– Так мы же не всуе. Давеча Зуеву руку даю целовать - укусил. Мы к ним гуманно, они к нам кинически. Собака - дурак человека. Животные, сосуществуя с человеком, глупеют, а нет чтоб набраться ума.
– Если я тебя еще раз с Зуевым или Зотовым...
– Вот на Иринку, подругу мою, какой-то ужасный чужой человек напал и укусил в шею.
– Чужаки, они всякие, среди них и маньяки встречаются. Ты с этим Зуевым, хоть и не вполне чужой...
– А в апреле работник милиции, тоже майор, заперся в комнате с голодным псом и застрелился. Так покуда хватились его да дверь ему вскрыли, пес всего почти съел.
После этого мрачного сообщения некоторое время мы тряслись по ухабам и корневищам молча. Пока майор не очнулся от задумчивости, сказав:
– Был тут геолог, Самуил Самохвалов, тоже искал. Я тогда только обосновался в вашем городе. Даже и не обосновался, а так. Искал не напрасно: золотые червонцы нашел. Хотите взглянуть?
– Я глянул через плечо на то, что он мне показывал. Действительно, в ладони его что-то блестело.
– Нашел, да воспользоваться не успел: с ума сошел по общему мнению. Утверждал, что восстал кто-то мертвый, преследовал его. Мол, с парабеллумом опоясно, с печенью на плече. Муравейник в бровях. Это его заявление косвенно подтверждалось отпечатками в почве, но обнаружить этого якобы покойного преследователя не удалось. Возможно, отправился на тот свет, откуда пришел. Только меня все вопрос мучает: зачем он печень вздел на плечо? Согласно Платону, вожделеющая часть души находится в печени. К кому вожделел? Бессердечные люди долго живут. А вот без печени...
Какая-то мысль мелькнула между извилин - о чем? Я не успел ее ухватить. О взаимной связи того, сошедшего с ума геолога - с этими?
– А давеча и Антон точно такую монету вынул и бросил нам.
Антон? Я был потрясен. Я остановил машину и теперь уже вполне внимательно рассмотрел монету на ладони майора - в руки мне он ее не отдал. О червонцах племянник не заявил ни слова. Более того, слухи о казне отрицал как вымысел. И меня пытался уверить в том. Он тогда уже решил меня в долю не брать.
Однако и майору доверять не следовало. Мог эту монету из музея изъять.
– Ты жила с ним, - сказал я Марине.
– Выходит, и от тебя таил?
– Ах, при мне у него ничего не было. Я бы пронюхала.
Думаю, что ее немного курносый нос как инструмент познания ей служил верно. Он находился в непрерывном движении, морщился,
– А потом он очень переменился ко мне. Доверять перестал.
– Говорят: как умрем, так все переменимся, - сказал майор.
– Кто был хозяином - собакой станет. И наоборот.
– Хорошо, если собакой. А то писсуаром в общественной уборной, - сказал я.
– Так вы за золотом приходили, когда ушибли меня?
Я невольно дотронулся до тульи. Маринка хихикнула.
– Торчит под шляпой, как прости-господи, х...
– Надо бы заранее определиться с долями, - сказал майор.
– Чтобы потом недоразумений не было.
Я хоть и полагал, что сражаюсь за мечту, а не за металл, но более тридцати процентов на двоих им отстегивать не собирался. Деньги дают свободу и могущество? Согласен, но лишь тому, кому свое могущество более подпереть нечем. А свободу тому - кто внутренне раб.
Майор тут же внес свои коррективы.
– Знаете, Геннадий Романович, единица и девятка могут, объединившись, дать десятку или восьмерку, а могут 19 или даже 91. Мы с Мариной - тот случай, когда 1+1=11. А с вами - 12 всего. То есть восемь с половиной процентов вам полагается, - подсчитал он в уме.
Если принять всерьез эти его пифагорические выкладки, то получалось даже несколько больше, чем мне предлагал куриный фабрикант. Но всерьез я не принял.
– Вы пытаетесь уверить меня в том, что один плюс два будет на самом деле дюжина? Если так, то наш трудовой треугольник тут же рассыплется. И счастливо далее странствовать без меня.
– Я восемь лет это дело возделывал. А вы явились неизвестно из какого Ростова на все готовенькое. Я понимаю, согласно местному мифу это дедушка ваш экспроприацию организовал. Но это вовсе не значит, что вам принадлежат юридические права. К тому ж, я вам жизнь спас.
– Это наглость, - надменно заявил я. Возмущение переполняло. Даже автомобиль выбило из колеи. Он встал.
– Дальше наши пути расходятся. Забирайте машину и свое снаряжение, а я как-нибудь один обратно до города доберусь. На ваше место найдутся десятки спонсоров. Только место, где собака зарыта, вам вовек без меня не найти.
Не собираясь блефовать и дожидаться, пока они пойдут на попятный, я вылез из машины и огляделся.
Лес обрывался. Вернее, он продолжался влево и вправо, но прямо передо мной на пространстве в несколько десятков гектаров горбатились груды строений. Я решительно направился к ним.
Планировка удивительным образом напоминала курятник Кесаря, где я провел в плену предыдущую ночь. Слева - избушка караульного со сгнившим верхом, еще левее - амбар или, скорее всего, бывший склад. Прямо - контора начальника. Курятников тоже было четыре, только бревенчатых, а не шлакоблочных, но размеры были приблизительно те же. Ограда отсутствовала, но была еще обозначена столбиками, большей частью сваленных ветром и временем, да остатками ржавой колючей проволоки, выглядывавшей из травы. Пространство зоны заросло травой и молодыми сосенками. Вышки, где когда-то томились вертухаи, кое-где еще уцелели. С риском для жизни я забрался на одну из них. Огляделся.