Никита Никуда
Шрифт:
Просека, к которой вышли вскоре, сплошь заросла юной порослью. Видно было, что подчищали ее последний раз лет пять назад. Лесникам, вероятно, не нравилось здесь бывать.
Повернули вправо вслед за Антоном, держась правой же стороны, где лес казался настолько густ, что с рюкзаком меж ветвей и кустов не протиснуться. Однако протиснулись - в том месте, где, словно дверь в эти дебри, открывался узкий проход. Что-то вроде звериной тропы обнаружили под ногами. По ней пошли.
Тропа была прикрыта травой, засыпана листьями, но кое-где просматривались отпечатки копытных. Антон в таких случаях присаживался, как бы сверяя известные
За Антоном шел полковник, поначалу часто оглядываясь. За ним - Изольда, доктор, Смирнов. Артиллерист, шествуя шестым, претыкаясь о препоны и предметы препятствия, сильно замедлял продвижение, хотя ничего, кроме пары весел, не нес. Матрос замыкал шествие.
– Самый храбрый впереди, самый умный сзади, - бормотал он.
Антон вновь присел, раздвинув траву, и сразу осенило: оно. Подкова легла на отпечаток копыта, переднего правого, самым естественным образом. То, что след был скорее коровий, чем лошадиный, и уж во всяком случае, ослиному никоим образом не соответствовал, не смутило его.
Павличенко мычал и покряхтывал, так что даже полковник не выдержал.
– Что это там скрипит и похрюкивает при ходьбе? Что там все время ёкает?
– Это Павлыченко дурачится, - сказал матрос.
– Настроение нестроевое. Не ходок, а какая-то путаница под ногами. Как хочет, так хаотично и движется.
– Хотя успевал, проявляя не свойственную ему заботливость, забегать вперед и смотреть ему под ноги.
Сам он непрестанно отлучался то влево, то вправо, реализуя преимущество длинных ног и стальных сухожилий. Уходя под ветер, возвращался порой с наветренной стороны.
Бросался за птицами, зайцами, несмотря на то, что, по словам бывшего егеря, ловля и травля их в этот период запрещена. И всячески задирал артиллериста.
– Ноги не носят труп. Ну его, этого Павлыченко на произвол судьбы. Пусть на веслах наверстывает. Или возвращается в этот ваш Засрополь, пока дорогу назад не забыл. Смерть осмотрительна, - говорил он.
– Убивает только нерасторопных и нерадивых. И тебя убьет, Павлыченко, если будешь дурака валять.
– Но артиллерист не отвечал.
– Это в нем дурь, а не хворь. Уже бы у финиша были, если б артиллерия не артачилась.
К полудню, однако, и он приуныл и, мешая причитанья с чертыханьями, первый заговорил о том, что пора, мол, дать натруженным ногам заслуженный отдых. Остановиться, силы восстановить. Ни у кого это предложение возражений не вызвало, и едва только нашлось подходящее место, менее дремучее и более годное для того, чтоб расположиться и развести костер, все побросали ноши и упали в траву. Силуэтом, лишенным сил, Павличенко прислонился к сосне.
К удивлению Антона, в этот присест с пищей было покончено, тогда, как он рассчитывал, что припасов хватит, по крайней мере, на три дня. Он еще раз ужаснулся аппетиту воскресших.
– Вкусная была пища, - сказал матрос.
– Но сожрана, к сожалению. От трехдневного запаса только запах остался. Съели заплечные ноши, свели к нулю, но зато далее будем налегке двигаться. Но ничего, ужинать можно лесными жителями, - оптимистически продолжал он.- Зверь, пищи ища, сутками рыскает. Чтоб удовлетворить первобытные потребности в еде не обязательно мешок за спиной
Тронулись далее.
С шумом и карканьем пронеслась стая ворон - словно ветер веером окатил. Стая взбодрила воздух: ветер стал наседать, гулять поверху, и всё усиливался. Он налетал порывами - с неравными промежутками, в течение которых нервно переводил дыхание, и опять дул. И поначалу не очень страшил, хоть и стращал.
Уже через час путники опять выдохлись и остановились.
– Это Вовка ветер наслал, - сказала Изольда.
– Тронул тех ворон у моста, они и разбудили ветер. Пожинаем бурю теперь.
– Заказал нас?
– спросил Антон, ибо знал, что на местном жаргоне: ветер наслать - заказать убийство.
– Я попутный заказывал, - сказал матрос.
– Попутный?
– возмутился Смирнов.
– Нам надо зюйд-ост, а он норд-вест дует.
– Это мы не туда движемся, - возразил матрос.
– Антон лучше знает.
– Узнаете альбиноса носатого?
– Изольда указала на белого ворона, пролетевшего низко.
– Это они нам за обстрел мстят. Говорил же Антон, нельзя в них стрелять.
– Антон, Антон... Только и слышу: Антон. Прямо антоновщина и тамбовщина, - проворчал матрос.
– Может сам нас поведешь?
– сказала Изольда.
– Вот у нас во время службы на Каме антиповщина была. Антипов, кондуктор был. Спокойный, как дохлая рыба. Его еще антипапой звали, п.ч. католиков не любил. Но это к слову, а антиповщина заключалась в том, что как он уснет, так ему кошмары мерещились. И более того: воплощались в жизнь, будь то дьяволы либо львы. И не в виде бестелесной сущности, как то: призраки, эфемеры - нет: все его изображения из глубины души тут же материализовались в натуре. Шторма, бывало, такие закатывал, какие и в Тихом океане неслыханны. При всем при том, что на Каме не бывает штормов. Мог с корабля перенестись на бал или перенести бал откуда-нибудь из Вены прямо на палубу.
Представляете: музыка, лакеи с шампанским носятся, женщины, разогретые Штраусом - наиболее прекрасными некоторые из матросни успевали воспользоваться, прежде чем этот Антипов упадал в другой сон. Однако пуще всего мы химер опасались, которые прятались по темным углам и, бывало, набрасывались: лев с головой Ленина, Троцкий с хвостом, гидра контрреволюции. Троцкий более всех его воображение будоражил: то во главе троицы: Маркс, Энгельс и сам. Тройки какие-то с намеком на русско-расстрельное. А то пустые намеки безо всякой отчетливости: ледокол 'Троцкий', ледоруб... Мы тогда только что к красным переметнулись и побаивались, как бы назначенный к нам комиссар ко всей команде меры не применил - за критику и карикатурное изображение вождей и идеи в целом. В общем, этот мудак доставил хлопот. Пытались мы его укоротить, подавляя воображение: лили воду на голову, катали его по палубе, щекотали пятки. Иногда помогало, но чаще ввергало в еще более мрачный кошмар. Комиссар, конечно, доложил, и этого антипапу от нас забрали. Говорят, что в правительство, чтобы всей стране, а не только нам и только прекрасное снил - светлое будущее и вечный кайф. Кошмары же отсекли научным методом, направляя их в страны капитализма. А то ведь однажды такой левиафан спустился с небес, когда мы перед сном его самогоном опоили, в сравнении с которым аватары товарища Троцкого - сущий пустяк.