Никита Никуда
Шрифт:
– Кто из Шапир на этот раз принес бегемоту гибель?
– спросил полковник.
– Все Шапиры к тому времени были уже мертвы. Так что победить это чудо было некому, и...
– Опять накличешь, Волдырь, - сказала Изольда.
– Действительно, пусть он заткнется, - сказал полковник. Но заткнула матроса стихия.
Солнце пятилось, пытаясь скрыться на запад. Тучи сгустились и пустились за ним. Небо задернуло. Сосны раскачивались, словно мехи, нагнетая все больше ветру. Деревья накидывались на путников, притворяясь опасными, потворствуя притворству, ветер выл - как если бы черти вокруг кружились или бесы вились.
Небо прорезали всполохи, словно в нем резвились
Было опасно находиться среди древес. Но не было открытых пространств, куда б из-под них выйти. Ветер дул, гнул их, ломал и кидал на тропу толстые сучья. Могло поразить и молнией, как некогда это дерево, обугленная верхушка которого, словно грифель, чертила небо - но что означали ее письмена? Ни капли дождя не упало с облака, что тоже грозило бедой: сухая гроза чревата пожарами.
Но этот же ветер и ворон прогнал, которые всю эту бучу подняли, а вслед за ними умчался и сам. И тучи развеялись, и солнце выглянуло, и непонятно было, зачем пугал.
Матрос вновь принялся за свои россказни:
– У нас на бронепоезде случай был, когда мы протискивались через голодные губернии. С собой-то запас провизии небольшой брали, рассчитывая на сознательность населения и реквизиции. Однако ни то, ни другое не оправдало себя: сусеки сплошь оказались пусты. Обед из трех бед, ужин из ужасов: голод возник среди нас. Так что командиру бронепоезда товарищу Еблобородову и его комиссару Сыкольскому приходилось прятать глаза, скрывая от нас свою сытость. В то время у нас состоял при пулемете 'Максим' солдат Сухорылов. Был пулеметчиком еще с мировой, человек испытанной храбрости, Гавриловский кавалер. У нас за храбрость вместо Георгия Гаврилу давали. Однако и в Бога верил, и когда голодно стало, все о пище Ему молился, чтоб ниспослал. И вот сидим как-то на пулеметной площадке, в карты дуемся, а этот молится, чтоб хоть какая ни на есть пища на помощь пришла. Да и выпросил на свою голову: с неба упал килограмм сахару и зашиб его до смерти. Это надо же так угадать, чтобы не промахнуться. И скорость ветра учесть, и скорость поезда, и настроение машиниста, и девиацию, и вращенье земли. А эти три фунта сахару комиссару достались. Вот и герой, полный Гаврила. Так что, не уповая на небо, будем искать яств у земли. Перипатическое удовольствие от совместной прогулки с вами не заменит еды. Я тебе хвостик нашел. Хочешь, Смирнов?
– Я не ем такие находки, - отвечал Смирнов, брезгуя.
– Да и вообще с полу не ем.
Несколько подземных существ, застигнутых врасплох матросской лопатой, поспешили спрятать свои хвосты в норах.
– Авось не пропадем, - бормотал матрос.
– Звери и птицы небесные не выращивают пищу себе, а паразитируют на всем готовом. На подножном корму, на иждивении природы. Вы что-то сказали?
– По-моему это у вас желудок урчит, - сказал доктор.
– Не ешьте немытых мышей. Болезни грязных рук бывают чрезвычайно опасны. Можете испортить себе желудок и, в конце концов, жизнь.
– Был у нас кок на 'Грядущем', тоже руки не мыл. Так всю команду однажды заставил плясать танец живота, когда этими руками тунца подал. А еще уверял нас, что это телятина. Да и сам так чистосердечно считал. Так что дело, может быть, совершенно в другом. Желудок ожидал телятину, а получил тунца. Вот и изумился на свой лад. Поднял революцию.
– Ах, если бы все революции ограничивались изумлением в животах, - сказала Изольда.
– Оправился -
– Повар должен знать зоологию, чтобы впросак не попасть, - продолжал моряк.
– Может, дичи нам настрелять, вожатый?
– Нельзя нам открывать пальбу, - сказал Антон.
– Не исключено, что рядом бродят еще соискатели. У нас патронов не хватит на всех.
– Давай тогда лягушку твою съедим, Павлыченко. Многие ведь не брезгуют. А некоторые принимают это земноводное за деликатес.
– Так то ж буржуи, Васёк, - сказала Изольда.
– Это у них классовая борьба принимает извращенный характер. Ополчились на класс земноводных, вместо того чтоб земноводных матросов душить. Сублимировали эту страсть в гастрономическую область.
– Классовая борьба в природе узаконена. Буржуи - с пролетариями и земноводными, земноводные - с насекомыми, - сказал матрос, яростно отмахиваясь от мух, которые вдруг появились во множестве.
– Слышь, акушер, мы не через прямую кишку движемся? Как бы ты опять мимо очка не сходил.
– Утихни ты, - сказал Антон.
– Твой труп на правильном пути.
Матрос внезапно нагнулся, обнаружив на тропе следы, которые по мере удаления от просеки становились все более отчетливы, и теперь стали явны для всех.
– Следы странные. Одно копыто что-то не то. Может, лось или кабан. Надо догнать этот неопознанный питательный объект.
– Ах, я опять вспомнила, - тихо сказала Изольда Антону.
– У него правое копыто было коровье. То есть значительно больше, чем прочие три. Это же ослик ваш.
– Ослы бывают упитанные, - заволновался матрос.
– Надо его выследить. Чей бы он ни был этот осел.
– Осел - это ты, Васек, - сказала Изольда.
– А это - ослик. И он выведет нас туда, где кисельные берега, материк мармеладу, а вместо солнца - сала кусок. Я теперь понимаю, - догадалась Изольда.
– Это он нашу кассу унес. Это дедушка отослал осла с кассой.
Каждый счел должным нагнуться, вглядеться, или даже потрогать след, оставленный этим странным животным, и каждый ощутил, принюхавшись, как от земли, словно туман, поднимались мерзкие запахи. То ли псиной, то ли болотом отдавал этот запах, источаемый почвой.
– Что-то птиц не слышно совсем, - забеспокоился матрос, чуткий к проявлениям жизни, которые лес вдруг перестал подавать.
– И запахи... Это не вы смредите, Смирнов?
Всякое щебетание смолкло. Ни свиста в кустах, ни шелеста. Только шептались змеи, да мухи множились. Мрачнело. Солнце, прикрытое облаком, только сошло с зенита, вечер еще не предвиделся, но как-то пасмурно стало вокруг, словно вступили в полосу сумерек, и делалось все темнее, по мере того, как путники продвигались далее по тропе. Однако до полной мглы не доходило, словно специально оставлено было немного свету - для видимости.
– Предчувствие, как накануне антиповщины, - сказал матрос.
– У него тоже вот так начиналось - с мух либо с запахов. А тут и то, и другое.
– Это всего лишь маленькая аномалия, - попытался успокоить группу Антон.
– Разве вас никогда хмарь не застигала в пути?
– Не так внезапно.
– Ах, давайте вернемся, - сказала Изольда.
– В город?
– Нет, совсем...
– В овраг я не хочу.
– Что же вы предлагаете, матрос?
– спросил полковник.
– Вам с вашим опытом всякой антиповщины и фал в руки. Далее нам идти или вернуться? Или переждать? Может, эти сумерки сами кончатся? Прекратится, прейдет полоса?