Никколо Макиавелли

Жиль Кристиана

На какую каторгу он себя обрек! Три года спустя он все еще обливался потом и кровью, пытаясь в «Истории Флоренции» обойти все рифы. «Я боюсь вызвать слишком много недовольства и если слишком возвеличу, и если умалю значение события», — жалуется он Франческо Гвиччардини. Если бы друг мог ему помочь! «Что ж, я последую собственному совету, — заключает Никколо, — и приложу все усилия к тому, чтобы сказать правду и чтобы не дать никому повода для неудовольствия».

Однако игра, которую он вел, была весьма опасна: «Я расскажу о событиях, случившихся после того, как Козимо пришел к власти; но умолчу о том, какими способами он ее достиг. Тот же, кто захочет понять это, должен будет принять к сведению то, что я вложу в уста его противников, ибо то, о чем я не хочу говорить сам, я вложу в уста его противников».

Когда

меценат и государь суть одно и то же лицо, самоубийство требовать даже малейшей свободы слова. Интеллектуал не может обходиться без маски. Макиавелли не избежал этого, как и любой другой придворный писатель, будь то в Риме, Ферраре или во Флоренции… «Уже давно я не говорю то, что действительно думаю, и не думаю так, как говорю, и если у меня вырываются иногда обрывки истины, я прячу их под таким слоем лжи, что их трудно бывает отыскать», — не без самодовольства признается он Гвиччардини. Имеющий уши да слышит! Вот что, если не принимать во внимание провокационный характер этого высказывания, может весьма обескуражить того, кто думает открыть для себя «истинного Макиавелли», основываясь лишь на том, что выходило из-под его пера.

«ИСТОРИК, КОМИК…»

18 ноября 1523 года кардинал Джулио Медичи воссел наконец на престол святого Петра. Официальный историограф Флоренции, вынужденный теперь соблюдать особую осторожность, мог снова надеяться на лучшее.

Кардинал Джулио рассчитывал унаследовать тиару прямо от своего кузена Льва X, но в конклаве, открывшемся вскоре после того как папские войска под его, Джулио Медичи, командованием при поддержке армии Карла V захватили Милан, царило величайшее смятение. Император поддерживал кандидатуру флорентийца, но Франциск I предупредил, что, «если человек, послуживший причиной войны, станет папой, и он сам, и все его королевство откажутся подчиниться Церкви». Колонна, движимые ненавистью к Медичи и честолюбием — один из членов их семейства, кардинал Помпео, также мечтал о тиаре, — делали все, дабы лишить Джулио последних шансов на успех.

9 января 1522 года изнемогающий конклав, о котором посол императора писал, что даже в аду нет такой ненависти и такого количества чертей, сколько их собралось в лоне Священной коллегии, назвал имя Адриана Утрехтского — кардинала Тортозы и бывшего наставника Карла V. Римляне были в ярости: иностранец! варвар! чужак! Его даже не было в конклаве! «Святой человек», — смущенно оправдывались прелаты, сознававшие свой промах. «Годящийся скорее в монахи, чем в папы», — скажет Франческо Веттори.

Мечта Льва X об Италии, объединенной под властью папы, так и осталась мечтой. А Макиавелли в своей деревне пришлось оставить грезы о сильном государстве под властью Медичи, частью которого стала бы Тоскана. Все рухнуло. В Урбино сторонники герцога делла Ровере, сосланного в Венецию, изгнали правителя, поставленного Львом X; в Ломбардии папские войска рассеялись вскоре после отъезда кардинала Джулио на конклав; в Милане правили не Медичи, а Сфорца и герцогский трон занимал Франческо, второй сын Лодовико Моро; в Ферраре Альфонсо д’Эсте повелел отчеканить медаль с девизом «Ех ore Leonis» («Из пасти Льва») и начал войну за возвращение себе городов, которые Лев X у него отнял. Флоренция замкнулась в себе.

К счастью, вредоносные испарения римского климата были гибельны для пап-иностранцев, и Адриан Утрехтский скончался уже в сентябре 1523 года. Он умирал с тяжелым чувством, что не смог ничего сделать: ни реформировать Церковь, которой угрожали лютеране, ни сохранить строгий нейтралитет, который обязался соблюдать в начале своего правления, ни положить конец битвам, не дававшим христианскому миру объединиться для крестового похода против турок.

В день смерти Адриана VI французская армия, жаждавшая во что бы то ни стало вернуть Милан, оставленный Лотреком, вновь перешла через Альпы.

В то время как Бонниве, главнокомандующий Франциска I, уже стоял под стенами Милана — казалось, что на этот раз ничто уже не сможет противостоять натиску французов, — у дверей нового, но столь же бесконечно длящегося конклава опять заключались пари. Шансы кардинала Джулио Медичи, поначалу весьма ничтожные, росли с каждым днем; самые непримиримые его противники готовы были его поддержать. На это был

готов даже кардинал Содерини, до того поклявшийся, как и кардиналы-французы, что никогда не отдаст ему свой голос. Дело кончилось тем, что все яростные противники позабыли о данных ранее клятвах, и 18 ноября Джулио Медичи был провозглашен папой «именем Святого Духа».

Имя Климент ^[94] , избранное новым папой, оказалось как нельзя кстати: его понтификат начинался под знаком примирения. Медичи простили своим врагам, а папа обещал, что Церковь вскоре будет реформирована. Все ликовали. Римляне радовались окончанию сурового понтификата его предшественника. Медичи в Ватикане — это сулило новый золотой век, а «для искусства будет, верно, сделано много прекрасного», — писал Микеланджело. Флорентийские купцы потирали руки, предвкушая грядущие барыши, а те, кому нечего было продавать, толпой устремились в Рим в твердой уверенности, что лучшие должности будут отданы подданным папы-флорентийца.

94

От лат. clemens — милосердный. (Прим. ред.).

Никколо никак не может решить: ехать в Рим или нет? Ему очень хотелось поехать и лично представить Клименту VII уже оконченные книги «Истории Флоренции», которую папа, будучи главой флорентийского университета, заказал ему три года назад. Макиавелли надеялся продлить свой контракт и получить прибавку к жалованью. Раздумывал он долго и весной 1525 года наконец решился. А что об этом думает Веттори? «Я не рискну советовать вам, следует или нет привозить вашу книгу, потому что времена не благоприятствуют ни чтению, ни щедрости», — ответил Франческо 8 марта. Святой отец, безусловно, весьма расположен к Никколо — «пусть приезжает», якобы сказал он, — но если говорить честно, у Рима хватает и других забот: Франциск I 25 февраля 1525 года попал в западню в Павии.

Молниеносное наступление Бонниве, начавшееся в 1523 году, спустя год закончилось новым унизительным поражением французской армии. «Никогда еще не видели такого панического бегства артиллерии и пехоты, как в этот раз», — сообщал один из агентов императора, но даже он отдавал должное шевалье Байярду, погибшему в битве при Романьяно. А все дело было в том, что Бонниве лишился помощи Венеции. Она отказалась от союза с Францией и присоединилась к императорской Лиге, в которую вошли Англия, Милан, Флоренция, Генуя, Сиена и папа Адриан VI, возмущенный тем, что Франциск I отказывался заключить перемирие в тот момент, когда турки, захватившие Родос, угрожали уже всему христианскому миру. Французам противостояла коалиция, во главе армии которой стояли такие военачальники, как Просперо Колонна, маркиз де Пескара, испанец Антонио де Лейва, вице-король Неаполя Ланнуа и недавно перешедший на службу к императору коннетабль Карл де Бурбон ^[95] . И это делало сию армию особо опасной.

95

Бурбон Карл де — коннетабль; сын Жильбера де Монпансье; кузен Луизы Савойской благодаря женитьбе на Сюзанне де Божё; по линии матери племянник маркизов Мантуанских. Спор о наследстве восстановил его против Франциска I и заставил перейти на сторону императора Карла V. (Прим. ред.).

Карл де Бурбон, кузен Франциска I, сражался теперь против армии своего сюзерена. Он считал, что король унизил и обобрал его, и потому принял сторону итальянской родни. Через свою мать, Клариссу Гонзага, он состоял в родстве со всеми правителями Северной Италии, Мантуи, Феррары и Урбино. Однако главной причиной его решения стало обещание Карла V пожаловать ему титул главнокомандующего своими ландскнехтами и руку своей побочной дочери Маргариты.

Таким образом, в июне 1524 года Ломбардия вновь сменила хозяина. Однако Франциск I не желал от нее отказываться и лично возглавил армию. Напав осенью на Италию, он полагал, что летит к новому Мариньяно, а угодил прямиком в мадридскую тюрьму.