Никогда не влюбляйся в повесу
Шрифт:
Глаза Эндерса подозрительно сузились.
— Вы желаете сыграть? — осведомился он.
— Конечно — почему бы нет?
— Однако, помнится, поначалу вы отказывались…
— Ну и что? — надменно вскинул брови Ротуэлл. — Я поставил кучу денег и намерен рискнуть ими еще раз. В конце концов, Валиньи сам это предложил, — холодно добавил он.
— Разумеется, — поспешно согласился граф. — Еще одна игра и незаинтересованный банкомет, чего же лучше? Давайте, Эндерс. А вы, Калверт, хорошенько перетасуйте колоду.
Ротуэлл бросил взгляд на хозяина.
— Так садитесь, Валиньи,
К счастью, все закончилось достаточно быстро. Калверт протянул каждому из них по карте, потом замялся.
— Продолжайте, Калверт! — резко бросил Ротуэлл. — Мы ведь, кажется, договорились, что ставим на карту все.
Калверт, кивнув, снова взялся за колоду. Мужчины один за другим приоткрывали доставшиеся им карты. И в этот миг Ротуэлл сделал незаметное движение.
— Лорд Эндерс, еще карту? — осведомился Калверт.
В комнате стояла такая тишина, что было слышно даже слабое потрескивание свечей. В конце концов Эндерс решился:
— Нет, спасибо. Мне, пожалуй, достаточно.
Граф задумчиво побарабанил костяшками пальцев по столу, потом кивнул, и Калверт протянул ему карту.
— Милорд? — Он вопросительно вскинул глаза на Ротуэлла. — Еще?
Ротуэлл покачал головой:
— Достаточно. — После чего быстрым движением пальцем выложил на стол свои карты.
Где- то в углу слабо охнула девушка. Валиньи издал какой-то странный горловой, клокочущий звук.
— Джентльмены, — негромко объявил Ротуэлл, — по-моему, у меня двадцать одно.
Глава 3
Лорд Ротуэлл получает весьма заманчивое предложение
Еще не успели карты с легким шелестом лечь на стол, как с губ Эндерса посыпались проклятия. Валиньи в каком-то тупом оцепенении не мог оторвать от черной королевы — своей счастливой карты — глаз, а потом вдруг разразился визгливым истерическим смехом. Дочь графа закрыла глаза, затем внезапно судорожным движением поставила на стол пустой бокал, и он протестующе звякнул о серебряный поднос. Изящные плечи девушки устало поникли, голова упала на грудь — казалось, она беззвучно молится.
Итак, она свободна, с внезапным чувством облегчения подумал Ротуэлл. Что бы там ни было, она свободна. Хоть в чем-то он смог ей помочь.
Смог ли? Девушка, на его взгляд, достаточно быстро пришла в себя. Граф, отсмеявшись наконец, с довольным видом потер руки.
— Неплохо проделано, лорд Ротуэлл. Что ж, поздравляю вас! — Он повернулся к дочери. — Мои поздравления, милая! Весьма рад, что имею возможность первым пожелать тебе счастья. А теперь, дорогая, проводи его светлость в гостиную. Жениху и невесте наверняка хочется немного побыть наедине, не правда ли?
Не удостоив Ротуэлла даже взглядом, девушка резко повернулась на каблуках и выскочила из комнаты — словно ожившая дама пик, почему-то подумал Ротуэлл. Обуреваемый непонятными самому себе чувствами, Ротуэлл поднялся из-за стола и вслед за ней вышел из комнаты.
Надменно расправив плечи, мадемуазель Маршан толкнула
Убедившись, что сама она не намерена садиться, Ротуэлл также остался стоять. Он окинул взглядом гостиную — она оказалась довольно маленькой, в камине весело потрескивали поленья, возле изящного старинного стула с потертой обивкой рядом с тем, что предложили ему, горела еще одна лампа. Ротуэлл продолжал неторопливо разглядывать комнату, как будто ее обстановка могла помочь ему лучше понять характер ее хозяйки.
В отличие от кричащего, аляповатого великолепия позолоты, которая резала ему глаз в гостиной графа, крохотная гостиная, со вкусом обставленная изящной, хоть и не новой, французской мебелью, выглядела даже элегантно. Одну из стен сплошь покрывали книжные полки, гнувшиеся под тяжестью книг в старинных кожаных переплетах. Вместо сигарного дыма, винного перегара и запаха мужской плоти тут витал аромат лилий. Можно было не сомневаться, что эта комната не принадлежит графу — тут явно жила его дочь. И если Ротуэлл не ошибается — а внутреннее чутье обычно не подводило барона — отец с дочерью по мере возможности старались избегать друг друга. Он повернулся к ней.
— У вас есть имя, мадемуазель? — отвесив ей сухой поклон, осведомился барон. — Потому что мне показалось, вам не слишком нравится, когда к вам обращаются «ma chou»?
В ответ на его слова она улыбнулась — но сколько горечи было в этой улыбке!
— Какая вам разница, как меня зовут? — с вызовом бросила она. — Можете звать меня мадемуазель Маршан.
— Скажите мне ваше имя, — с нажимом в голосе повторил он. — При сложившихся обстоятельствах, думаю, я имею право его знать.
В ее прекрасных глазах вспыхнула искорка досады.
— Камилла, — наконец неохотно выдавила она из себя.
И Ротуэлл вновь поразился ее низкому, звучному голосу.
— А меня зовут Киран, — мягко сказал он.
Казалось, имя Киран ничего ей не говорит. Отвернувшись от него, девушка подошла к окну и невидящим взглядом принялась разглядывать улицу, залитую светом газовых фонарей.
Ротуэлл заколебался, гадая, что же ему делать. Попытаться и дальше ломать эту комедию? Но зачем? Для чего ему вообще понадобилось ввязываться в эту историю? Что толкнуло его на это — похоть? А может, жалость? Еще одна, последняя попытка облегчить свою черную душу? Или просто гнусное любопытство, извращенное желание вкусить нечто неизведанное, что-то такое, чего ему еще не довелось испытать?
Что же довело это прекрасное создание до столь жалкого состояния? Но если девушка и была в отчаянии, Ротуэлл вынужден был признать, что она научилась мастерски это скрывать.
Ротуэлл опустил глаза. Возле ее стула он заметил старинный круглый столик с рельефной крышкой, а на нем бокал с остатками чего-то явно покрепче кларета и возле — открытую книгу. Ротуэлл украдкой бросил взгляд на обложку. К его удивлению, это оказался не роман, как можно было бы ожидать, а «Исследование о природе и причине богатства народов» Адама Смита.