Николай Александрович Невский
Шрифт:
Античная легенда рассказывает о том, что в святилище богини Дианы на берегу оз. Неми в Италии росло необычайное дерево. Вокруг шумел Арицийский лес, но лишь одно это дерево бдительно охранялось жрецом, который носил титул царя леса. «Странное правило» заключалось в том, что посягнуть на жизнь царя леса мог только беглый раб, сумевший сломать одну из ветвей священного дерева. Если в поединке царь леса погибал, убийца становился его преемником. Со временем нового царя леса ожидала та же участь — пасть от руки очередного удачливого похитителя ветви. Эта ветвь называлась золотой.
Множество проблем было сгруппировано Фрэзером в три основных вопроса: почему жрец Дианы в Неми был не только жрецом, но и царем леса? Почему он должен был убить своего предшественника?
«Когда я впервые заинтересовался этой проблемой, вот уже тридцать лет назад, — писал Фрэзер, — то полагал, что разрешение ее будет легким. Однако скоро
5 Дж. Дж. Фрэзер. Золотая ветвь. Пг., 1)9212. Далее, цитируем по этому изданию,
3 Зак. 474
оказалось, что для того, чтобы сделать объяснение проблемы правдоподобным или даже просто понятным, необходимо обсудить и разобрать целый ряд более общих вопросов, из которых некоторые прежде едва затрагивались. В последующих изданиях рассмотрение этих родственных с ними проблем занимало все больше и больше места, обследование всей этой темы так расширялось и углублялось, что два тома первоначального труда развернулись в целых двенадцать».
«Странное правило» объяснялось следующим образом. Жрец Дианы, олицетворение духа растительности, должен был встретить смерть не дряхлым и больным, а в расцвете жизненных сил. Тогда его священная жизнь, от которой зависел мир растений, возрождалась в преемнике «царя» во всем своем могуществе. Дух растительности воплощался одновременно и в дереве, и в человеке, который это дерево охранял. Фрэзер считал, что дерево это было дубом, душа которого пребывает в омеле, растущей на его стволе. В омеле же заключена и жизнь человека, жреца, следовательно, чтобы его убить, надлежало сорвать золотую ветвь омелы.
Но не классическая филология дала ответ на все возникшие перед Фрэзером вопросы. Он должен был привлечь данные этнографии. Народные обычаи, фольклор самых различных районов земного шара замечательно иллюстрировали и объясняли документы античности, проливали свет на загадочные явления.
Исследование этнографического материала позволяло, например, сделать вывод о том, что повсеместно сочетание жреческого и царского званий, духовной и светской власти в одних руках было социальной нормой. Так было в древности в Риме и Афинах, в Китае и на Мадагаскаре, в Африке и Центральной Америке, в Малой Азии и Германии. А в первобытном обществе царь мог достичь полноты власти и могущества, лишь проявив свой талант в колдовстве.
«Золотая ветвь» стала настольной книгой Н. А. Невского. Научный поиск увлекал, бесчисленные факты, собранные и истолкованные Фрэзером, поражали воображение. Мечталось о том, что когда-нибудь и ему придется окунуться в гущу народной жизни Японии, услышать и увидеть неслыханное И невиданное. Мечтам этим суждено было сбыться,
Крупный и разносторонний этнограф, Л. Я. Штернберг создал ряд оригинальных концепций, но, может быть, главным свершением его жизни была разработка научного метода этнографии. О сущности его предельно ясно говорит сам Штернберг: «Этнография близко, интимно связана с науками гуманитарными, а из них более всего с дисциплинами историческими и филологическими. И не только связана формально. Этнография, специально изучающая процессы эволюции на низших ступенях культуры, одинаково необходима всем гуманитарным наукам. Она необходима одинаково и историку, и философу, и психологу, и юристу… Но если все эти науки нуждаются в помощи этнографии, то еще больше этнография нуждается в них».
До Л. Я. Штернберга этнографию причисляли к наукам естественным. Метод Штернберга получил в литературе название «этнографо-лингвистический». Штернберг пришел к этому методу в результате собственной практической работы: «Мне пришлось убедиться, что без основательного знания языка подлинная жизнь заинтересовавшего меня племени, особенно ее психические стороны, останутся для меня сокрытыми».
Два основных
«Оба эти требования в настоящее время обязательны для каждого этнографа, но в начале века они еще не были осознаны. Многие зарубежные этнографы довольствовались кратковременными поездками в изучаемые ими страны и почти всегда в своей работе пользовались услугами переводчиков. Требования знания языка и вхождения в среду изучаемого народа или племени стало обязательным лишь среди британских этнографов, работавших в колониях после первой мировой войны… Среди зарубежных этнографов есть немало лиц, изучивших народы тропических стран и подолгу Живших среди них… но и они, изучая население колоний, выступали как представители колониальных властей и пользовались их поддержкой, что создавало между ними и изучаемым народом… преграду»6.
6 Д. А. Ольдерогге. Предисловие к кн.: Н. И. Г а г е н — торн. Лев Яковлевич Штернберг, с. 5–6.
3*
Штернберг-педагог обладал подлинным педагогическим талантом, который никого из его слушателей не оставлял равнодушным.
«Мало в жизни людей, имеющих право называться учителями, и Лев Яковлевич — один из них». Эти слова принадлежат Н. Д. Флитнер, слушательнице одного из курсов Штернберга. Она вспоминает о том, какой радостью было общение со Штернбергом: «Это был тот же захватывающий, совершенно поглощающий интерес, который переживается в детстве, когда читаешь одну из тех книг, которые впоследствии становятся памятными — слушатели становились фанатиками его дела».
Научные интересы Штернберга сосредоточивались главным образом на исследовании первобытного общества, его общественных институтов, нравственных категорий, одним словом, на духовной жизни племен. Своей научной деятельностью он последовательно опровергал веру в значение письменных источников при изучении прошлого человечества. Такая безусловная вера заостряла внимание ученых на европейской цивилизации, тогда как фольклор бесписьменных народов, религиозные обряды, сохранившиеся архаические формы общественных отношений давали возможность иного взгляда на историю, на прошлое человечества. «Этнография познает человечество через многообразие конкретных этнических образований. Пристальное изучение отдельного общества помогает обнаруживать древние и далекие связи, о которых не подозревают ученые, знакомящиеся с жизнью по письменным источникам». Отсюда становится понятным, почему слушателям курсов вменялось в обязанность «при командировках изучать язык исследуемых народностей, а также производить наблюдения по определенным заданиям из области шаманства, близнечного культа, системы родства…».
Как этнограф Н. А. Невский сложился под прямым и непосредственным влиянием Л. Я. Штернберга, взгляды которого он разделял. Школа, пройденная у Штернберга, была «вторым университетом» для Невского.
9 апреля 1914 года (по старому стилю) Н. А. Невскому было выдано свидетельство об окончании университета, в котором значилось:
«Предъявитель сего Николай Александрович Нев
ский, православного вероисповедания, сын чиновника, родившийся 18 февраля 1892 г., был принят по аттестату зрелости гимназии Рыбинской от 4 июня 1909 г. за № 438 в число студентов Императорского Санкт-Петербургского университета в июне 1909 года, в сентябре 1909 года уволен, а в сентябре 1910 года вновь принят и зачислен на китайско-японский разряд факультета Восточных языков, на котором слушал: китайский язык, историю китайской литературы, историю Китая, японский язык, историю японской литературы, общий курс истории Востока, историю Восточной части Средней Азии, введение в языкознание, участвовал в установленных учебным планом практических занятиях, подвергался испытанию по французскому языку и, по выполнению всех условий, требуемых правилами о зачете полугодий, имеет восемь зачетных полугодий».