Николай и Мария
Шрифт:
Однако подполковник Пепелюга был человеком действия. Он приказал сержантам:
– Взять лейтенанта Румянцева! Он арестован. Мертвое тело положить на постель, на полу ему не место. И убрать эти чертовы лепестки! Откуда они только взялись! Это не все. Забрать его гражданское барахло. Оно должно быть в шкафу. Действуйте!
Когда сержанты выполнили его приказания, подполковник молвил:
– Уходим!
И вышел первым.
– Не разлучайте меня с Машей! Я хочу остаться здесь!
– закричал лейтенант Румянцев,
На улице подполковник Пепелюга подозвал участкового. Впрочем, тот сам подскочил к нему.
– Мы все выяснили. Это несчастный случай. Не возражать пустыми словами!
– рявкнул он и продолжал: - Мертвое тело отправить в городской морг, чтоб не смущало людей. Машину я пришлю. Вызов родителей и похороны за наш счет...
В толпе раздались крики:
– И душегубство тоже за ваш счет! Проклятый спецназ! Пегие убийцы!
Две-три старушки мелко-мелко крестились на пустой дверной проем, пришепетывая:
– Никто как Бог... Его благая воля...
Сержанты медленно протискивали лейтенанта Румянцева через толпу.
– Вот убийца!
– кричали на него.
Один сержант буркнул под нос:
– Он не убийца. Он несчастный случай.
– А почему ему скрутили руки?
Сержант снова пробурчал:
– Если бы его не скрутили, так он бы всех вас пострелял.
Кто услышал, тот отшатнулся.
Подполковник Пепелюга надвинулся на участкового и процедил сквозь усы:
– Власть, успокой народ.
Участковый огрызнулся:
– Как я его успокою, если ничего не знаю, кроме того, что услышал от вас.
Подполковник снова процедил:
– Для младшего лейтенанта милиции ты знаешь достаточно. Действуй, и схлопочешь лейтенанта. Мое слово - олово.
И спецназ уехал. По дороге подполковник хлопнул лейтенанта Болдырева по плечу и сказал:
– Я не буду против, если ты сотрешь с его пистолета свои отпечатки и сдашь оружие по форме.
Тот облегченно вздохнул.
По прибытии в часть подполковник вызвал арестованного к себе. Арестованный с угрюмым лицом - светились одни глаза - вошел в кабинет. Сопровождающие сержанты остались за дверью.
– Садись, лейтенант, - разрешил подполковник.
– Как же так, лейтенант, - сказал подполковник, - ты шлепнул свою жену, как ту прошлогоднюю муху?
– Я не шлепнул Машу, - возразил лейтенант, - она хотела умереть от моей руки, так и сказала, а я не мог отказать. Вот и вышло - убил.
– Любил - убил. Не понимаю. Ты можешь мне объяснить?
– Этого никто никому не может объяснить, товарищ подполковник. Я люблю. Я убил по любви. И остался один... В голове гудит, в сердце печет. Такая тоска!
И он зарыдал. Подполковник поморщился.
– Не распускай нюни, лейтенант. Ты же мужчина.
Когда Николай всхлипнул в последний раз, подполковник спросил:
– Скажи, как на духу. Почему ты не застрелился? Ты бы этим весь узел развязал.
– Я офицер, - ответил Николай, - стреляться на службе считаю за позор, да у меня и времени не было. Вы так быстро приехали.
"Ну-ну, - подумал подполковник, - он все-таки чок". а вслух произнес:
– Мы приехали через полчаса, да и после выстрела у тебя целых три минуты было.
– Вы приехали через полчаса?
– лейтенант вздрогнул и потупился. А подполковник задумчиво говорил:
– Служба - это хорошо, и долг офицера тоже. Хотя чего не бывает даже с доблестным офицером...
Лейтенант Румянцев начал о чем-то догадываться.
– Что будет со мною дальше, товарищ подполковник?
Тот отвалился на спинку командирского кресла, прищурился и процедил:
– А дальше, лейтенант, загудишь ты без чести и доблести в одно непроницаемое заведение.
– В тюрьму?
– Хуже.
Лейтенант Румянцев все понял. Встал и сказал:
– Я готов.
– Еще не готов, - сказал подполковник и кликнул конвой.
– Увести лейтенанта Румянцева и дать ему переодеться по гражданке. Да не забудьте накормить его.
Переодеваясь в гражданское, лейтенант Румянцев обнаружил в пиджаке забытую заначку - сторублевку. Свернул ее в узкую трубочку и просунул в прорезь трусов вдоль резинки.
В это время подполковник Пепелюга звонил своему старому знакомцу, главному психиатру секретной клиники. Его разговор подслушал проходящий лейтенант Болдырев. Он остановился у двери. И вот что он услышал.
– Эдуард Михайлович! Эдик! Сколько лет, сколько зим! Это я, подполковник Пепелюга. У нас большая неприятность. Лейтенант Румянцев, можно сказать, мой лучший боец, застрелил свою горячо любимую жену. Отелло, говоришь? Нет, не из ревности, а черт его знает из чего. Причины нет или она неизвестна. Это по твоему ведомству. Проверь парня на рассудок. Если его помрачение временное, то отпусти. а мы его дело представим как несчастный случай. Лейтенант Болдырев с моими молодцами привезет его к тебе. Он его старый друг и все тебе о нем расскажет. К тому же он свидетель. Это не все. Если парень небезнадежен, то на всякий кляк не торопись оформлять его прием, не стоит портить ему анкету... Ну, добро. Привет Мусеньке.
Лейтенант Болдырев отпрянул от двери.
Главный психиатр Эдуард Михайлович Лигостаев принял сначала лейтенанта Болдырева и долго выспрашивал подробности столь необычного дела. Особенно его заинтересовали лепестки на мертвом теле и мольба убийцы о воскресении жертвы.
– Скажите, лейтенант, а Румянцев действительно умолял врача, обыкновенного врача, воскресить жертву, или с его стороны это были бессмысленные выкрики?
– Товарищ профессор, он умолял. Это чувствовалось по голосу.