Николай и Мария
Шрифт:
– Николай бросил оружие - значит, оно ему не нужно. Сошел он с ума или нет, но он до сих пор любит свою жену, даже мертвую. Она и сейчас для него - все. Его направление - городской морг, его цель - Маша. Вы скажете: опять психологическая загадка и пустые слова, но это единственная правда, которая может быть.
Подполковник задумался и как
– Все-таки любовь... и чистые голубые глаза.
Наконец опомнился и спросил:
– Ты уверен, что он прорывается в морг?
– Абсолютно уверен, - твердо ответил лейтенант Болдырев.
– А каковы гарантии твоей уверенности?
– Честь офицера.
– А, пустые слова, - отмахнулся подполковник, - в наше-то время!
И вдруг пронзительно посмотрел на подчиненного.
– А скажи, лейтенант, почему ты предаешь своего друга?
Лейтенант Болдырев побледнел, скрипнул зубами:
– Он перестал быть моим другом, когда убил женщину, которую я любил.
Подполковник разинул рот.
– Ты... ты любил Машу?
– Да, и всегда буду любить.
– А она об этом знала?
– Догадывалась... Эх, товарищ подполковник... Тяжело любить безответно.
– Тебе не позавидуешь, - усмехнулся подполковник и полупрезрительно добавил: - третий лишний...
Лейтенант Болдырев опустил голову. Оба с минуту молчали. Затем лейтенант резко вздернул голову и произнес:
– Товарищ подполковник, не надо задействовать много людей. Разрешите мне. Я один остановлю его.
– Да если ты встанешь на его пути, он отшвырнет тебя, как щенка.
– Но я сильней его.
– Сейчас он сильней тебя. Он сумасшедший, и перед ним цель. Ты его не остановишь... Ладно. Обойдемся одним взводом. Второй взвод перекроет прямую и окольную дороги. Ступай.
В пять тридцать утра машина спецназа остановилась у цели. Только подполковник приказал взводу рассредоточиться и залечь вокруг объекта, как увидел открытые двери морга и осекся.
– Что за черт!
– Не может быть! Он не мог успеть...
– прошептал лейтенант Болдырев.
– За мной!
– скомандовал подполковник и ринулся к открытым дверям, и все за ним. За дверями в левом углу полулежал-полусидел пьяный сторож с выкаченными глазами. Возле него валялась пустая четвертинка.
– Он там?
– спросил на ходу подполковник.
– Там. Идите прямо, потом направо, и все увидите, - бормотнул пьяный сторож, завалился набок и захрапел.
Пошли прямо, потом направо и увидели! Лейтенант Румянцев лежал в обнимку с холодным телом своей жены - и был мертв. Николай вернулся к Марии.
Подполковник возгремел в ледяной тишине:
– Отдать честь лейтенанту Румянцеву!
– и первым взял под козырек. И все взяли под козырек.
Прошла минута, и подполковник опустил руку. И все опустили руки. И подполковник произнес:
– Ребята! А теперь по-русски, по-христиански!
– и первым обнажил голову. И все обнажили головы. И у всех на глазах выступили слезы. И все плакали. Даже сурового подполковника прошибла нечаянная слеза. А потом подполковник вышел наружу, и все вышли за ним наружу, построились по его приказу и дали три залпа прощального салюта. И свершилось чудо. Ни один мирный житель не проснулся, ни одна собака не залаяла. Город был тих и спокоен.
Мир праху твоему, раб Божий Николай! Мир праху твоему, раба Божия Мария! Совет и любовь на небесах!
Когда возвращались в часть, подполковник Пепелюга спросил лейтенанта Болдырева:
– Там, в морге, я видел на твоем лице слезы. По кому ты плакал? По ней?
– И по нему, - ответил лейтенант, - я его простил.
Через тридцать девять дней лейтенант Болдырев погиб при выполнении особого задания. Говорят, он безрассудно ринулся в самое пекло. Рассказ окончен.