Николай I Освободитель // Книга 8
Шрифт:
Так или иначе, давно стало понятно, что в будущем калибры пушек продолжат расти, стволы - удлиняться и построенные в предыдущие века крепости для них уже не будут большой проблемой. Если форты в устье Невы еще могли иметь какое-то оборонительное значение для столицы – и то с большой натяжкой, но полностью разоружать мы их все же не торопились – то Петропавловка уже давно была в лучшем случае большим складом армейского имущества и гарнизонной гауптвахтой. Даже как политическую тюрьму мы ее использовали последний раз черт знает когда, после попытки переворота в 1815 году, кажется. Ну еще монетный двор тут располагался для пущей сохранности.
Собственно
В эти времена Санкт-Петербургский – теперь видимо он тоже будет Петроградский - остров представлял собой достаточно жалкое зрелище. Тут еще со времен, дай Бог памяти, Елизаветы Петровны было запрещено каменное строительство, располагались огороды, пасли скот и вообще практически ничего не говорило, о принадлежности этого района к столице империи. Ну разве что отдельные промышленные здания, но их тоже было не так много, и последние 30 лет Питер все же рос скорее на юг, чем на север.
Теперь же был утвержден большой план развития этого района. Предполагалось полностью снести тут деревянную застройку, проложить прямые проспекты, оставить место для парков, возвести несколько новых мостов. Короче говоря – привести север города в приличествующее столице империи состояние.
– А что Александр Александрович, выбрали уже место под новый парк на юге города? – Когда мероприятие вошло в стадию катарсиса, я подошел к столичному градоначальнику и поинтересовался ходом решения наиболее животрепещущего для Петрограда вопроса последних месяцев.
– Нет, ваше императорское величество, - Кавелин мгновенно погрустнел, его эта ситуация уже порядком достала. – Никак согласовать не можем. Три голосования в городском совете уже провалили.
Еще в 1840 году сразу после окончания Царьградской войны столичный городской совет – полномочий у него было поменьше чем у Московской думы, но все же подобный орган тоже имелся – постановил выделить на юге города кусок земли «не менее двадцати гектар площадью в ознаменование великой победы». Создать публичное пространство, монумент там какой-нибудь поставить в верноподданическом стиле, триумфальную арку, например, чтобы не хуже, чем у французов – нормальное в общем-то дело. Вот только согласовать, где именно будет сей парк располагаться, не могли уже почитай третий год.
– И кто на этот раз взбрыкнул? – За прошедшие двадцать лет Питер стал достаточно серьезным промышленным центром, поэтому выделение столь большого участка земли не могло не затрагивать интересы кучи мелких и крупных купцов и промышленников. Зарождающегося, вернее уже полноценно зародившегося, в империи нового капиталистического класса.
– Дурдины. – Столичный градоначальник скривился еще сильнее, хотя, казалось бы, куда уж. – Они через этот кусок земли на свою фабрику железку проложить хотели, понятное дело, парк на этом деле крест ставил однозначно. Справедливости ради, они это ответвление от основной магистрали уже второй год продавить пытаются, почти согласовали со всеми инстанциями… И тут такое…
Дурдины в нескольких проектах были как бы «партнерами» моего императорского величества, поэтому наезжать на них по беспределу чернильные души опасались.
А прошлые разы
– Подождите пока они провалят еще одно голосование и решайте собственными силами, - кивнул я Кавелину. – Думаю этого будет достаточно.
Ситуацию с парком мы с большим удовольствием поставили на службу пропаганде, показывая, что вот эти все, так называемые, народные избранники не могут договориться даже по сущей мелочи. Эпопея, за неимением женских сериальных мелодрам, привлекала к себе кучу внимания горожан и было как минимум глупо не воспользоваться ситуацией и не наварить на этом деле немного политических вистов.
– Что делаешь? – В кабинет без всякого спроса ворвался приехавший «в гости» из Лицея Михаил. Растут дети. Раньше так вот вечером ко мне забегали старшие, а теперь у них уже собственные семьи. Неуклонно чувствуешь течение времени вокруг себя.
– Жалобу пишу, - на улице было уже темно, основные государственные дела к этому моменту успешно закончились, а вот это скорее проходило по разряду хобби.
– Жалобу? – Шестнадцатилетний парень плюхнулся в кресло напротив и удивленно вскинул брови. – Я даже боюсь представить, кому ты можешь писать жалобы. И на кого.
– На самоуправство полицмейстера уездного города Изюма, который потребовал от мещанки Николаевой, проживающей по адресу Бородинская улица дом 13, мзду за ускорение расследования совершенной полгода назад кражи. Список украденного зачитать?
– Кхм… Ваше императорское величество, вы себя хорошо чувствуете? Может помощь позвать? Какой Изюм? Какая мещанка? Папа, ты о чем? – Полушутливо полувстревоженно поинтересовался сын. А ну как я правда от трудов денных и нощных того. Крышей начал подтекать.
– Развлекаюсь. Канцелярию свою инспектирую таким образом. Отправляю иногда вот такие письма… Подметные. И жду, наблюдаю исподволь, как они по всем бюрократическим каналам туда-сюда гуляют. А потом хоп и интересуюсь у Муравьева, мол подскажите-ка дорогой Николай Николаевич, как поживает вот эта конкретная жалоба. Кому вы ее перенаправили, какой ответ получили, что сделано, что не сделано. Игра такая, по результатам которой отдел входящей корреспонденции может получить как премию, так и нагоняй, что, по правде говоря, тоже случается и не редко.
– А причины жалобы откуда берешь? Не выдумываешь же? – Было видно, что парень удивлен.
– Из газет, - я хмыкнул и протянул сыну «свежий» выпуск «Вестей Слобожанщины» за апрель 1843 года. Пока он доехал до меня прошло уже пара недель, так что новость, вероятно, успела уже хорошенько настояться. Ну или протухнуть, тут уж как повезет.
За два десятилетия, что я непосредственно управлял Российской империей, моя канцелярия разрослась до просто неприличных размеров. Ну на первый взгляд неприличных. Все же поток информации, стекающийся сюда в императорский дворец, сложно было даже представить. Десятки и сотни отчетов из разных ведомств, разного рода корреспонденция, входящие жалобы-пожелания-предложения, несколько отделов, занимающихся аналитикой открытых источников информации. Всего порядка шестисот человек и даже такое количество – в а условиях отсутствия компьютеров и всяких хитрых алгоритмов буквально каждое письмо нужно было прочитать, осознать и либо пустить дальше в работу, либо дать разумный и мотивированный отказной ответ – служащих совсем не виделось чрезмерным.