НИКОЛАЙ НЕГОДНИК
Шрифт:
Личная тысяча Глорхи-нойона, командующего походом на Татинец, плотно ограждала военачальника со всех сторон, защищая от малейшей опасности. Верные псы из племени лембергидов готовы были умереть… Но не сразу - сначала можно было пустить впереди себя простых воинов, ценой жизни обезвреживающих смертоносные ловушки длинноносых шайтанов.
Сам нойон пребывал в растерянности. После тринадцати блистательных побед, четырнадцатый поход, или четырнадцатый визит, как называют его закованные в железо посланники Ордена, заканчивается сокрушительным разгромом. За такой позор великий Пету-хан аэп Обраэм бухты Алексун непременно прикажет содрать
А лешачьи танки ожили. Башенки заскрипели, дрогнули, и начали стремительно раскручиваться. Бревна со свистом разрезали воздух, вот уже на первом наводчик ослабил крепление, и оно полетело в противника.
– Торопится Бахрята!
– Лешаков ударил кулаком в ладонь.
– Прибью паразита, я хотел сам команду отдать.
– Да ладно тебе, - успокоил Шмелев.
– Этот выстрел не считается.
– Точно?
– в руке дважды полковника откуда-то появился огромный берестяной рупор.
– Орелики! Залпом! Пли!
Снаряды с жутким завыванием ударили в толпу с результатом не меньшим, чем пушки. Конечно, поражающие возможности бревен не были столь массовыми, но психологический эффект превзошел все ожидания. Да, при выстреле из пушки раздается страшный грохот, но сами картечные пули не углядишь. А тут летит, кувыркаясь, огромный чурбан и по пути собирает на себя все что встретится. В городки играли? Примерно тоже самое, только в гораздо больших масштабах. После каждых трех пусков башни останавливались для заряжания - лешие вбивали новые лесины в специальные гнезда, а наводчики со спусковыми кувалдами только покрикивали сверху, соревнуясь в скорости с другими экипажами.
– А это кто Орду сзади подгоняет?
– Николай передал бинокль Лешакову.
Дважды полковник вгляделся и пожал плечами:
– И я что-то не узнаю.
За спинами удирающих барыгов горячили коней и злобного боевого козла довольно необычные воины. Впрочем, один был вполне обычным, только размахивал такой громадной булавой, что не каждому под силу. Остальные же в полном рыцарском доспехе, увешанные оружием с ног до головы, и грязные как черти. А может и не так, потому что скачущий во главе отряда черт удивительно чистый, даже лысина блестит. Все это воинство на полном ходу громко ругалось на нескольких языках сразу, и требовало остановиться для сражения, как подобает поганым косоглазым выродкам, поднявшим руку на святое. В качестве доказательства претензий рогатый предводитель на козле размахивал огурцом, из которого торчала стрела.
Вот только убегающие кочевники не понимали слов и останавливаться не хотели. А может быть, прекрасно понимали, но именно поэтому предпочитали легкую смерть под лешачьими танками задушевному разговору с сомнительным результатом. И какая разница, что в погоне всего три десятка человек и один черт? Осознание роковой ошибки не позволяло развернуть коней навстречу малочисленному отряду. Вот убивающим бревнам они бутылку вдребезги не разносили, потому существовала хоть какая-то надежда на снисхождение.
А его не было - четыре сотни машин успевали выпустить по три снаряда в минуту с дальнобойностью до километра и превратили поле перед собой в кровавое месиво. Двух десятков залпов хватило на то, чтобы от некогда грозной силы осталась единственная не впавшая в панику тысяча, стоящая плотным строем на недосягаемом расстоянии и ощетинившаяся копьями во все стороны. В нее и врубился преследующий врага отряд.
Лешаков решил бросить половину бойцов на подмогу и сам порывался вести их в пешем строю.
– Разреши, княже, - просил Хведор.
– Сдурел? Генеральское ли дело - дубиной махать?
– Генеральское?
– не поверил своим ушам дважды полковник.
– Именно, - подтвердил князь.
– Так что не гоже… Пусть Бахрята ведет. Думаешь, мне не хочется мечом помахать?
– Пошли вместе!
– Нет, я сказал.
Гордый оказанным доверием заместитель командира корпуса громко свистнул, и ровные колонны леших двинулись прямо через завал, постукивая в такт шагам дубинами по щитам. Валяющиеся хаотично бревна и раздавленные трупы не помешали. Привычные к лесным буреломам бойцы на последних метрах перешли на бег и с криком "ухвьябу-у-у" вступили в бой. Под ударами с двух сторон отборная тысяча Глорхи-нойона продержалась недолго - растаяла, будто снег на сковородке. А когда уже добивали последних, перед Бахрятой появился забрызганный кровью черт и бросил ему под ноги отрезанную голову барыгского полководца.
– Э, мужик, дай закурить! Тьфу ты… башку купи, а?
– А-а-а… а ты кто?
– растерялся леший.
– Как это кто? Чертей ни разу не видел?
– Видел… когда виску пил. Но сейчас-то я ни капельки…
– Это все, друг мой, относительно, - философски заметил Глушата.
– Есть упоение в бою.
– Но не до такой же степени?
– У настоящего героизма не должно быть степеней!
– гордо вскинул голову рогоносец.
Пока Бахрята размышлял над глубоким смыслом этой фразы, на место соединения двух фронтов прибыл сам князь Николай с ученым котом на плече. Рыцари по команде маркиза отвлеклись от добивания раненых барыгов, обнажили головы и преклонили колена. Воевода Бартош при виде Верховного Главнокомандующего встал по стойке смирно, подтянул живот, да так и застыл, поедая начальство глазами.
Только Глушата лихо щелкнул копытами, вытянул хвост горизонтально земле и строевым шагом промаршировал к Шмелеву. Остановился за три уставных шага и отрапортовал:
– Государь, сводный отряд преследовал отступающего противника и вышел на соединение с основными силами! Потерь нет, трофеев почти нет, личный состав к бою готов и ждет дальнейших распоряжений!
Николай поблагодарил черта и доброжелательно улыбнулся.
– Вольно.
– Вольно!
– продублировал Глушата.
Казимир Бартош позволил себе выпустить воздух из молодецки расправленной груди, но рыцари так и остались стоять на одном колене.
– Чего это они?
– Желают дать присягу прямо на поле боя, государь, - пояснил маркиз ди Мьянетта.
– Предыдущую приносил я от имени всего отряда, но теперь, когда люди доказали право на личную клятву…
– Ага, понятно… - Шмелев не стал откладывать процедуру и быстренько шлепнул каждого плашмя мечом по плечу. А потом обернулся к черту.
– А ты?
Глушата побледнел:
– Я не могу присягать!
– Что значит, не могу?
– Базека напустил на себя вид бывалого контрразведчика и с самым зловещим видом прошелся вокруг черта. Тот явственно ощутил пробежавший по спине холодок и затягивающуюся на шее удавку.
– В мире нет таких крепостей, которые не смогли бы взять боль… а, это я уже Горынычу говорил. Ты шпион Ордена? Сознавайся, на кого работаешь?