Никому о нас не говори
Шрифт:
Во взгляде Ани я уже вижу сожаление. Придвигаюсь к ней и беру её ладонь в свою. Она холодная и влажная. Мне приходится крепко сжать тонкие пальцы, чтобы хоть как-то попробовать согреть их.
— Ты всё сделала правильно. Дала этой дряни отпор, — говорю уверенно, глядя прямо в Анины глаза.
Она растерянно хлопает ресницами, на которых уже блестят слёзы. Потупив взгляд, Аня вижимается лбом в моё плечо.
— Словами надо было решать, а не дракой, — бормочет тихо.
По натянутому и дрожащему голосу чувствую, что она готова
Я сгребаю Аню в объятия. Лицом она прижимается к моей шее, часто и горячо дышит, и я чувствую, что её нос и щёки влажные. Значит, всё-таки расплакалась.
— Такие, как Петрова, слов не понимают. — Прикасаюсь губами ко лбу.
Провожу ладонью по длинным белокурым волосам. Всё ещё влажные от дождя, они путаются у меня в пальцах.
— Зато все её слова слушают. Она отлично сговорилась и Мишиным, Красно и этим… — Аня хлюпает носом и договаривает: — Ляпиным.
— С парнями и я могу разобраться. Заговорят другое как миленькие.
Резко отпрянув от меня, Аня поднимает голову. Покрасневшие глаза смотрят на меня уж очень сердито.
— Не вздумай. Слышишь? Я запрещаю, — произносит она строго.
Недовольно выдохнув, я откидываюсь спиной обратно на своё сиденье. Запрещает она… А я согласиться с ней должен, да?
— Аня… — начинаю я так же строго, как и она пытается разговаривать со мной, но меня сразу же перебивают:
— Тим, пожалуйста! — Аня цепляется за мою руку и с силой сжимает на ней пальцы. В её жесте и голосе откровенная мольба.
Я уже нервно подёргиваю ногой. Ну как можно оставаться такой же хорошей и правильной, после того как Петрова решила так поднасрать?
— Да какая сейчас разница, какими способами действовать?! Тебя отчислить могут! — повышаю голос, чтобы достучаться до этой мисс ангельская упёртость.
— Ещё же не отчислили… — Аня вяло приподнимает уголки губ, хлопая слипшимися от слёз ресницами.
И вот как на неё кричать? Меня накрывает совсем другим порывом. Опять тянусь к Ане, резким движением запускаю ей в волосы ладонь и приближаю её лицо к себе.
— Иди сюда, — закрываю глаза и выдыхаю в приоткрытые губы.
Целую напористо, слизываю солёные слёзы. Языком толкаюсь в Анин рот глубже, получая робкий ответ. Чувствую, как она обмякает у меня в руках. Обнимает за шею. Льнёт ко мне. Проводит пальцами по моему затылку. Тело сразу реагирует на её прикосновения и тёплый вкус губ. Может быть, сейчас и неуместно, но у меня в паху всё напрягается. Голова сразу хмелеет… Да. Я скучаю по голой Ане в своей постели.
— Когда сможешь выбраться в Богудонию? — шепчу, прерывая поцелуй.
— Не знаю, — отвечает она смущённо. — Мама злится. Мне пока лучше побыть примерной дочерью.
— Прямо-таки примерной? — усмехаюсь и опускаю ладонь на изгиб Аниной
Мне чертовски мешает этот грёбаный центральный тоннель в машине. Но я всё равно забираюсь пальцами под её рубашку и нагло провожу ими вверх до самого лифа. Я бы ещё с удовольствием и под ткань лифа забрался, но Аня блокирует мою ладонь. Она прижимает ее рукой к своим рёбрам.
— Ти-и-м… — осуждающе шипит она.
— Все боковые стёкла в машине затонированы. И на заднем сиденье тоже…
— Я так не могу…
Проглатываю в себя всё возбуждение. Знаю, что не может. Это я так… С глупой надеждой на свои влажные фантазии. Но без мучительного спазма у меня в яйцах не обходится. Перевожу дыхание и становлюсь галантным, а не голодным джентльменом. Возвращаю свою ладонь Ане на талию, положив её скромно поверх рубашки. Открываю глаза и сразу оказываюсь под прицелом сконфуженного взгляда Ани.
— Но, как сможешь, дай знать, — подмигиваю ей, а она наконец улыбается. По-настоящему. Не через силу.
И сама тянется к моим губам, но салон машины уже заполняется трелью телефона. И это звонят не мне. Аня меняется в лице за секунду. Улыбка и всё тепло в её глазах исчезают. Она сразу отодвигается от меня. Нервно приглаживает волосы и вздыхает:
— Это мама. Мне домой.
Я даже не успеваю опять хотя бы на пару секунд ворваться в её рот языком. Меня награждают поцелуем в щёку.
— Мы как-нибудь выкрутимся. — Ловлю Аню за руку, прежде чем она выскакивает на улицу из машины.
Аня улыбается, но теперь в её взгляде сплошная тоска. Когда захлопывает пассажирскую дверь, я наблюдаю за тем, как девочка в ветровке, прижимающая к себе рюкзак и пальто, бежит под моросящими каплями по тротуару вдоль подъездов…
Почему-то в моей памяти всплывает момент, когда я увидел её под проливным дождём на перекрёстке. Мокрую. Потерянную. Жалкую…
Тогда это было на грани какого-то отвращения и желания поморщиться.
Сейчас я тоже вижу Аню под дождём. Такую же потерянную и жалкую. Но теперь не могу отвести от неё взгляд. Под рёбрами сидит жгучее чувство, что её, потерянную и жалкую, я хочу защитить. И не только защитить. Я просто хочу её…
Вот так вот всё может меняться в этой грёбаной жизни.
Завожу мотор, только когда Аня скрывается за дверью своего подъезда. Выруливаю из узких улочек между типичными панельными многоэтажками и сразу собираюсь вернуться в Богудонию. Но в Ростове с приходом дождя неожиданно все водители моментально забывают навыки вождения, превращая даже самый прямой и широкий проспект в затор. И этот день не исключение. Я попадаю в длинную пробку на выезде из города. И уже около получаса моя машина почти не двигается.
В отличие от моих мыслей. Они прыгают по кругу. Только я знаю, что Аня ничего не сделает против этих гиен. Они сожрут и не подавятся. А в Ане столько доброты, что это скорее погубит её когда-нибудь, чем спасёт.