Никому о нас не говори
Шрифт:
А вот утром в понедельник всё меняется. Приходится замазать тональным кремом ссадину на лице и доложить маме подробно о своём расписании в академии с точным указанием времени окончания последней пары.
Она даже контролирует то, в чём я сегодня собралась идти на занятия. Благо рубашка в клетку, джинсы и распущенные волосы, которыми я собираюсь прикрывать след от ногтей Полины, её устраивают. А я отмалчиваюсь. Чем быстрее мама угомонит свою разыгравшуюся бдительность, тем скорее я смогу найти повод слинять в Богудонию.
Это единственное, чего я хочу. Ну ещё написать Тимуру
А в академии меня уже ждёт встреча с Соней. Подойдя забрать своё забытое пальто, я сталкиваюсь с ней, выходящей из гардероба.
— Привет, — нарочито громко здороваюсь с Трофимовой, которая с каменным лицом проскальзывает мимо и бросает мне холодное:
— Привет.
Столбенею. Видеть такой Соню непривычно. Правда, чего я ожидала? Вчера я так ни на один ее звонок и не ответила. Я даже передумываю забирать забытое пальто сейчас и сдавать свою ветровку. Сразу же следую за Соней. Она видит, что я семеню рядом, но молчит.
— Погода сегодня — кошмар. Я думала, меня снесёт ветром, — пытаюсь завести непринуждённый разговор хотя бы о погоде.
— Угу, — равнодушно отвечает она.
Всё. Беседа не вяжется. Соня достаёт телефон, не обращая на меня никакого внимания, что-то листает на экране и уверенно шагает в сторону аудитории. А я иду по пятам. Ощущаю себя прям паршиво. Молчание Трофимовой какое-то ужасное.
— Сонь, ты обижаешься? — спрашиваю аккуратно.
— Я? Да с чего бы? Ты ж не динамишь мои звонки и сообщения, — не отрывая взгляда от телефона, ехидничает она.
— Я видела. А потом забыла перезвонить.
— Обо всех моих пяти пропущенных в течение дня?
И что мне на это сказать? Я ведь за вчера так и не придумала себе достойного оправдания. У меня не рожала кошка, меня не украли инопланетяне…
— Мы просто с мамой… — завожу свою типичную шарманку, но Соня резко меня обрывает:
— Ань, хватит мне врать. Не хочешь со мной общаться — не общайся! — И ускоряет шаг.
— Это я подралась с Петровой, — моментально слетает с моего языка, а сама я останавливаюсь посреди коридора, вцепившись пальцами в лямку рюкзака на плече.
И Соня тормозит тоже. Оборачивается и смотрит на меня, широко раскрыв глаза.
— Чего?
— Я пропала со студенческой весны, потому что подралась с Полиной, — признаюсь честно.
А смысл уже врать? Вряд ли это всё долго будет оставаться в тайне. Соня ошарашенно моргает и даже немного бледнеет.
— Ань… Да ну, — она неверяще качает головой.
А я, сжав губы, одним уверенным кивком лишь подтверждаю её сомнения. Соня сокращает между нами расстояние.
— Твою мать… Как?
— Я вышла в туалет, а туда заглянули Петрова и компания…
А потом я буквально в минуту укладываю свой рассказ о вечере студенческой весны, пока нас, стоящих посреди коридора, огибают спешащие на первую пару студенты. Умалчиваю я лишь о Горине. Сама ещё не знаю, стоит ли говорить о нас кому-то. Да и расскажет ли Полина о
Соня слушает меня, и её глаза все больше становятся похожи на блюдца.
— Это она тебя так? — подруга взглядом указывает на замазанную тональником ссадину на моей щеке.
Я снова встряхиваю головой так, чтобы пряди волос немного прикрыли лицо.
— Я даже не знаю, что сказать, — потрясённо шепчет Софа.
— Ты же сама говорила, что нужно ей патлы повыдёргивать, — я вяло улыбаюсь и жму плечами.
— Так я образно… Я и подумать не могла, что ты это сделаешь по-настоящему. Полина заслужила, но, Ань, она же жизни тебе не даст. Вдруг отомстить захочет? — Из холодной и сдержанной Софьи Трофимовой подруга быстро превращается в привычную Соню, которая всегда вовлечена в чьи-либо проблемы или сплетни.
Но звонок на пару прерывает наш разговор, завязавшийся прямо посреди коридора.
В аудиторию я захожу, не чувствуя, как бьётся сердце. Что меня там ждёт, знают только высшие силы, да и то не факт. Если Петрова на месте, то случиться может что угодно.
Да и вообще… Кажется, понимание, во что я вляпалась, начинает приходить ко мне только сейчас.
Но Петровой и Жени нет в аудитории. Они обе не появляются ни на первой, ни на второй паре. Радоваться этому или нет — непонятно. Может, они всё это время на допросе у ректора? Вряд ли Иван Андреевич забыл о нас. Зато на третьей паре я получаю сообщение от Тимура.
«До скольких у тебя пары? Я заберу тебя после них».
Только мне не дают и секунды, чтобы обрадоваться и ответить. Тишину лекции нарушает громкий стук в дверь, а потом в ней появляется голова нашего методиста из деканата:
— Извините, Просветову Анну ждут у ректора.
Соня сжимает под столом мою коленку, а у меня перехватывает дыхание. Что, уже настал час расплаты? И до выхода меня провожают двадцать пять пар глаз и шушуканье.
К кабинету ректора я иду по пустому коридору, прижимая к себе заледеневшими руками ветровку и рюкзак. Растерянно пытаюсь сосредоточиться и хоть как-то настроиться на разговор с Иваном Андреевичем. Оказавшись у его приёмной, сжимаю ручку двери, собираясь потянуть её на себя. Но и без моих усилий она резко распахивается, едва не ударив меня по лбу. Чудом успеваю дёрнуться в сторону. Но сердце тут же кувырком летит куда-то вглубь живота, потому что я вижу знакомые носки кроссовок на затёртом паркете. Поднимаю глаза, переставая дышать. Передо мной Тим. Одет, как всегда, в тотал блэк: джинсы, футболка, татуировки на руках.
Как не подкашиваются мои ноги, когда встречаюсь взглядом с Тимуром, даже не знаю.
Я словно в кадре фильма: мир вокруг переходит в слоу мо. Остаётся лишь только Тим. Его лицо серьёзно, губы плотно сжаты.
Какие-то секунды мы так и замираем у дверей кабинета ректора. Я не ожидала увидеть Тимура прямо здесь и сейчас. Но моя душа уже борется с телом. Я ужасно хочу кинуться к Тиму на шею и уткнуться в неё носом, но руки и ноги ослабли. Да и мы с ним ещё не обсуждали, как вести себя вне Богудонии. Могу ли я демонстрировать чувства? Или лучше никому о нас не говорить?