Никуда не уйти от любви
Шрифт:
— Может, посвятишь меня в свои тайны? — спросила она, когда шагали к выходу.
— Поехали ко мне, выпьем кофе с ликерчиком, обмоем покупки, и я тебе все растолкую.
Миша сегодня был вежлив и предупредителен, он даже галантно распахнул заднюю дверцу «БМВ» и закрыл ее, когда девушки уселись в машину. А потом отвез их на Кутузовский.
Повариха Людмила готовила на кухне ужин. Оксана попросила ее принести кофе и бутерброды с черной икрой и повела Таню в свою комнату. По сути дела, это была вторая спальня с широкой кроватью, гардеробом, пуфиками и прочими атрибутами Таня еще вчера не могла понять, зачем Оксане в ее личной комнате широкая двуспальная кровать, когда есть спальня? Допустим, поссорилась с мужем, хочет спать одна, так опять же — зачем кровать, где могут поместиться пять человек? Вчера об этом постеснялась спросить, а сегодня — не до того было.
Людмила принесла кофе, бутерброды и ушла. Оксана добавила в кофе ликер «Бейлиз».
— Может, есть хочешь, Тань? Я скажу, бульон сделает.
— Нет-нет, спасибо, этого вполне достаточно. Ты хотела мне рассказать…
— Расскажу. Ты пей кофе, ешь и не бери в голову дурного. Все нормально.
— Начни со второго, помнишь?
— Послезавтра, двадцать первого августа, Бахов собирает гостей. Праздник. Ты тоже приглашена, и духи пригодятся, понятно?
— Не знаю, смогу ли я…
— Тань, не дури. Будут серьезные люди, Бахов специально попросил, чтобы я пригласила тебя. Отказа быть просто не должно. Иначе Бахов на тебя обидится.
— А с чеками?
— Только тебе могу сказать. Если Бахов такой жлоб, то я сама о себе должна позаботиться. Он выделяет мне три тысячи и требует отчета? Да ради Бога! Я и предоставляю ему отчет в виде чеков. Мы купили духов на сколько? Две с чем-то…
— Две тысячи семьсот рублей.
— А чеки у нас — на четыре триста. И так во всем. Он думает, что я потратила три тыщи баксов, а я каждый месяц тыщу экономлю и кладу на книжку. У меня там уже двадцать пять тыщ, не считая процентов. На всякий случай. Бахов и понятия об этом не имеет. Иногда подбрасывает еще тыщу-другую, чтоб я не скучала, иногда нет, и скрипит… Пускай скрипит, мне это тоже выгодно. Быстрее окочурится — я стану наследницей его миллионов. Тогда и начнется настоящая жизнь. А пока что — так… Но и к худшему надо быть готовой, понимаешь?
— Но ведь он… может узнать, сколько стоят духи, — сказала она. — И разоблачит тебя.
— А вот фиг ему! Есть магазины дорогие, и есть не очень. Одни и те же духи стоят везде по-разному. Да и не обязательно точно докладывать, что я купила. Вместо духов будет сумочка из крокодиловой кожи. Вместо сумочки покажу пляжный ансамбль, эксклюзивный, да еще примерю перед ним, так он слюни пустит и вопросов задавать не станет. Я знаю цены, у меня много чего есть в запасе — никогда он меня не раскусит.
— Ну, ты даешь… — изумленно сказала Таня.
— А ты как думала? Учись… студентка. У тебя-то все нормально — мама, квартира, родственники. А у меня тут никого. Одна только подруга — ты. Значит, нужно самой о себе заботиться, и если Бахов найдет себе другую телку — знать, где соломки подстелить. Совсем бедной не останусь, но и ограничивать себя не хочу. Вот и коплю деньги на адвокатов.
— А говорила — все нормально…
— Так оно и есть. Но кто знает, что будет через год, через пять лет?
— То есть ты живешь и думаешь о том, что все будет хуже?
— Только дура об этом не думает.
Таня поняла, что дура — она и есть, ибо в ее жизни хуже быть ничего не могло. Она смирилась с повседневными ограничениями почти во всем, привыкла к ним. Но зато — ни от кого не зависела, никому из близких не желала смерти, чтобы получить большие деньги. Просто была самой собой.
6
В гостиной Бахова были сдвинуты три стола, накрытых белой шелковой скатертью с бахромой по краям, и шустрая Людмила расставляла немецкие тарелки с картинками на дне. О том, что такие тарелки она бы на стенках развесила, теперь уже не думала, привыкла, что в особых случаях с них едят здесь, но все же было грустно потом видеть объедки на картинках — красивые. Помимо трех столов под скатертью, в гостиной был и четвертый у стены — с бутылками, бокалами и фужерами.
Поначалу Бахов намеревался устроить фуршет со шведским столом в духе элитарных приемов, на которых царит истинная демократия и раскованность — хочешь ешь, хочешь пей, стоя или сидя, или танцуй с тарелкой в руке и с бокалом в другой. Но потом решил, что праздник российский, и отмечать его следует по русской традиции — за столом. Так сказать — по-семейному. Во всяком случае, начать в таком духе, а потом пусть каждый делает то, что хочет. Места много, тридцать метров гостиная, и танцующим не будет тесно, и тем, кто на диване захочет посидеть, покурить.
Уже после обеда он послал Мишу в магазин на Тверской, и тот привез российский триколор на алюминиевом шесте. Установив флаг в углу, Бахов почувствовал себя истинным россиянином. А что? Вон американцы чуть ли не в сортирах свои флаги устанавливают, мы теперь ничем не хуже. По крайней мере лучшие из нас, теперешних.
Ближе к шести вечера стали собираться гости. Пришли все, кого Бахов пригласил: главный бухгалтер Степанян Вазген Ашотович с супругой Нелли, генеральный менеджер Илья Пронин со своей Маргаритой, первый зам Бахова Геннадий Сергеевич Пупченко с женой Ириной и Валерий Моргачев, заместитель Бахова по основным производственным фондам, — один, как и было велено. Гостей встречала Оксана, мужчинам подставляла щеку для поцелуя, женщин сама целовала (брезгливо жмурясь) и провожала в гостиную, предлагая чувствовать себя как дома и выпить кому чего хочется.
Гости знали, что босс терпеть не может опозданий, потому и пришли чуть пораньше, не боясь выглядеть невоспитанными. И выпить, ожидая начала застолья, тоже не боялись — раз праздник, так чего стесняться? Не первый год вместе, знали, как нужно праздновать.
Моргачев, симпатичный высокий брюнет с тонкими усиками на капризной верхней губе, сразу двинулся к столу с бутылками, плеснул виски в бокал, отхлебнул глоток и с бокалом в руке подошел к Оксане.
— Как жизнь, Ксюша? — глядя в черные глаза, с улыбкой спросил он.
— Нормально, не видишь, что ли? — нейтрально ответила Оксана и пошла к Степанянам, давая понять. что никаких таких воспоминаний и тем более сожалений о днях и ночах, проведенных с Моргачевым. у нее не было, нет и быть не может.
Это огорчило банковского производственника. Он задержал взгляд на спине Оксаны, а точнее, на том, что пониже спины и соблазнительно двигалось под белой короткой юбкой из тонкого шелка, смотрел, с трудом подавляя неуместные здесь воспоминания. У нее все нормально, даже поговорить не хочет… Почему же Бахов попросил его прийти одного, без девушки? Все с женами, а он холост, и это не значит, что должен приходить один, у него знакомых девиц до черта, мог бы привести какую-то. Думал, Оксана попросила об этом, не хочет видеть его с другой, а может, собирается намекнуть на что-то интересное. Он ведь любит ее и никакому Бахову не отдал бы, если б она сама не заявила: мол, с тобой было хорошо, останемся друзьями, я люблю Иннокентия Петровича. Какая там, к черту, любовь? Скоро Бахов надоест ей Думалось — а вдруг уже надоел? Оказывается, еще нет. Тогда б чем тут дело?