Нимфоманка из соседнего отдела
Шрифт:
Даша не захотела ждать. Она развернулась к Игорю лицом сама, сама прижалась к нему, обезоруживая лишь только своим теплом, и потянулась к его губам. И все — он тут же качнулся к ней, тут же жадно впился пальцами в упругие ягодицы. В нем билось нечто животное, то, что задирало сейчас ее платье, лишь бы поскорее добраться до ее кожи. И удержать это в узде, отказаться от этой женщины сейчас — Игорь не мог. Она была его — ничего не осталось — лишь только ее имя в голове, ее губы — под языком, ее кожа — под пальцами.
И целый день с ней впереди… Чертовски мало, если задуматься. Но больше Игорь не
Глава 20
— Дашка, тише… — простонал Игорь, и мне пришлось остановиться, замереть голой задницей у него на коленях.
— Ты устал? — тихо поинтересовалась я, в уме пытаясь пересчитать, сколько раз уже он меня оприходовал, и сбиваясь со счета.
Я никогда не думала, что за один только неполный день в одном охренительно здоровенном пентхаусе можно пометить практически всякое пригодное для секса место. Ковер в гостиной, диван в гостиной, кухонный стол, обеденный стол — о, в спальню мы тоже заглянули, правда, в основную, до гостевых было идти лень. Так что ладно, будем считать, что не все места мы опробовали. До ванной еще не дошли.
Я вообще не уверена, что можно столько трахаться, и, честно говоря, пару раз мелькнула мыслишка, что Игорь закинулся чем-то стимулирующим, потому что… Потому что, мать его за ногу, у него ж практически не падало. Кончил, выдохнул минут пять-десять — и снова лезет, снова целует руки, пальцы ног — до чего дотянется, то и целует. Если нужно — его губы поднимаются куда надо, если нужно — спускаются. Главное — они всегда находили одну конкретную точку в моем теле, от которой весь мир взрывался яростной жарой.
А вот сейчас — кажется, я измотала и этого неутомимого мужика. Нет, точно, Даша — пора к доктору, сдавать анализы. Хотя… Блин, ну не в анализах было дело же, мне просто сносило крышу конкретно от Венецкого. И если раньше у меня доступа к его телу не было и приходилось удовлетворяться Ником и прочими подручными средствами, то сегодня… Сегодня, вопреки воющей как банши совести и подпевающей ей в унисон гордости, я была намерена трахнуться об Игоря столько раз, сколько ему позволит потенция. Чтобы утолить этот дикий голод хоть сколько-нибудь, хоть потом было что вспомнить.
Пальцы Игоря блуждали по моей голой спине, а сам он смотрел на меня будто зачарованно. В глаза, блин. Даже не на сиськи. А между прочим, я сидела у него на коленях голышом. Вот издевался надо мной, паразит. Мне хотелось от этого его взгляда растаять в лужицу сладкого сахарного сиропа.
— Ты уверена, что тебе этого достаточно? — с нажимом уточнил он. Ох, божечки, Венецкий, я помню что ты правильный, я тоже, в общем-то, была… Но вроде как большой и умный мальчик, должен понимать, что здесь, сейчас, правильность мы уже вынесли вместе с мусором.
— Я не уверена, что тебя мне может быть достаточно, — хмыкнула я и сползла с его коленей, растягиваясь на сбитой простыне, любуясь на раскинувшийся за окном местами даже слегка футуристический пейзаж. Были у пентхауса некоторые не очевидные достоинства — так например, если приспичит — ходи себе голышом напротив панорамных окон, увидеть тебя может только какой-нибудь голубь — или очень зоркий летчик. Все для озабоченных извращенок,
— Ты ж мое безумие, — пальцы Игоря рисовали у меня на животе восьмерки, — Дашка, вот почему я такой идиот?
Я промолчала. У меня не было ответа на этот прекрасный вопрос. У меня не было ответа даже на симметричный скорее, аналогичный вопрос, вопрос к самой себе. Почему такая дура оказалась я? То есть подойти и склеить Ника, который мне даже с первого взгляда не очень и нравился, но среди свободных мужиков в том клубе тогда у него не было конкурентов. А к Игорю я, значит, подойти не могла… Нет, я до сих пор не понимала, что он во мне нашел, я по-прежнему не годилась ему для нормальных отношений, в виду собственной ориентированности на карьеру, но… Но у меня хотя бы был год хорошего, полного оргазмов секса.
Я, кстати, сбилась со счета, сколько всего раз у меня получилось кончить сегодня. Кажется, Игорь отрабатывал все те мои годы секса с мужиками, в которых сие удовольствие мне было недоступно. О, я была не против, я была даже за. Боже, как я была за… Только отдышаться бы иногда давал на секундочку дольше.
— Черт возьми, но какая ж ты красивая, Дарья, — Игорь придвинулся ближе, снова своим горячим телом отключая мне восприятие всего остального мира. Он захватывал всю мою вселенную так легко, что это было просто возмутительно. Своими бесстыжими пальцами, своей раскаленной кожей, мягкими губами, что любили шептать мне всякие нежности, от которых непременно плавилась бы душа, будь я чуть-чуть более женственной, завись я от этих комплиментов. Нет. Я помнила, что ждет меня с наступлением вечера.
Я чуть приподнялась на локтях, глянула в его лицо, и душу аж свело — до того приятно было наблюдать прибалдевшего Венецкого.
— Смеешься? — мягкие пальцы сжали мой подбородок. — Надо мной смеешься, а?
— Ну что вы, Игорь Вячеславович, — усмехнулась я, — как бы я посмела?
Он смотрел на меня пару секунд, долго, глубоко, будто рассматривая душу, всю, со всеми ее потаенными уголками.
— Какая же ты… — выдохнул Венецкий еле слышно.
— Какая? — я двинулась к нему ближе, уткнулась носом в его кожу, чтобы дышать им — потому что обычный воздух мне казался не таким вкусным.
— Моя, — это Игорь произнес со вздохом, будто характеризовал какой-то диагноз, — красивая… Умная… Спокойная… Ненасытная, черт тебя возьми. Тебя как под меня делали, а я…
— Тише, — я опустила пальцы на его губы, — мы договаривались…
Мы договорились ни словом не задевать все, что осталось во внешнем мире. Никаких Алл. Ни единой мысли о его обязательствах и субординации между нами, ни о том, что мы сейчас «делаем ошибку». Много-много ошибок…
Это все было не важно. Просто потому, что сейчас должно было быть хорошо. И было именно так — хорошо, отлично, грандиозно, восхитительно. До сорванного голоса, до искусанных губ, до подкашивающихся ног, до слабости, не позволяющей даже сползти с кровати, не то что «встать и пойти». А вспомни, пусть в свои мысли истинное положение вещей, — и эта ложка дегтя непременно испортит нам всю малину. Так что нет, не думать, не знать даже.