Нимфоманка из соседнего отдела
Шрифт:
Я могла бы сказать Игорю в ответ, что на самом-то деле — это он в нашей обкурено-кроличьей парочке самый красивый. И могла даже не одно доказательство привести в пользу этой теоремы. И могла бы и делом это утверждение тоже доказать… снова!
— Ну что, еще раз, или все-таки перекусим? — шепнуло мне мое чудовище — безумно горячее, безумно красивое, обострявшее во мне всю мою нимфоманистую неудовлетворенность едва ли не до максимума.
Вообще-то… Если прислушаться к организму — есть я вполне хотела. Проблема была в том, что организм утверждал, что без пожрать он пару часов так и быть протянет, а вот без секса, который потом уже больше и не повторится в последствии, окажется чуть-чуть похуже.
Я, кстати, не уверена, что в принципе можно трахаться столько времени, но… но нахрен. Я не могла на эту тему думать. Мне иной раз было даже не до того, чтобы пищать из-за того, что мы снова не дошли на кровати. Да кому нужна та кровать, если на полу постелен такой шикарный бежевый ковер! И если Игорю хотелось меня настолько, что он готов был разложить меня прямо на ковре — я не была против. Тем более что я только на том ковре кончила раза два…
И боже, какой это клевый ковер. Как меховой. И на ощупь такой мягкий… Век бы не вставала.
— Если только мы не будем долго есть, а то ничего ж не успеем, — предложила я.
Игорь рассмеялся, и его смех пробежался по моей душе, как будто нежный теплый ветер по волосам. Ой, Даша-а-а, тормози, тяни стоп-кран, не начинай шевелиться в сторону Венецкого ничем кроме либидо. Ты и сама понимаешь, сколь много может выплыть наружу — того, о чем ты себе думать запретила едва ли не в первый год знакомства с этим мужчиной.
— Ты не волнуйся, милая, мы нагоним… — фыркнул Игорь, прижимая к себе — к напряженному, горячему себе, еще крепче, так, чтобы наверняка ощутила — он готов догонять уже прямо сейчас, вот только раз я голодная — он так и быть даст мне фору.
Он сдержал свое слово. Мы нагнали. Уже после того, как, сидя на все том же белом ковре в гостиной, распивали вино, ели клубнику и еще какую-то фигню. Ей-богу, мне сейчас могли выдать вместо этой фуа-гра какую-нибудь пресную гречку, а я бы даже не заметила — мне было плевать. Я ведь сидела в чертовом шаге от Игоря, я смотрела в его серебристые глаза и таяла, таяла, таяла. И я могла в перерывах между глотками вина целовать Венецкого в губы, забив на то, что вообще-то «нельзя проявлять в общении с мужчинами излишнюю инициативность». Чего мне было бояться? Я хотела его, и сегодня Венецкий был моим, его губы были моими — да что там губы, даже его член сегодня был в моей собственности, и его я тоже могла целовать столько раз, сколько мне хотелось (хотя вышло ровно столько, сколько Игорь выдержал до того, как в третий раз распластать меня животом на ковре).
День закончился. День — паскудная сволочь — закончился. И если бы я встретила его в темной подворотне — не исключено, что нанесла бы ему тяжкие телесные. Мне пришлось в четвертый раз за день снова надеть платье, совершенно точно зная, что в этот раз его с меня снова уже не снимут. Мне пришлось впихнуться в лифт, пусть и весь путь до первого этажа мы с Игорем и не расплетались ни губами, ни руками. Мне пришлось усесться в его машину и ненавидящим взглядом отследить из окна всю дорогу до моего дома.
А потом — когда Игорь, заглушив двигатель машины, уставился на собственные руки, сложенные у руля, мне пришлось…
— Спасибо, — я улыбалась. Как всегда улыбаются в лицо боли. Я переживу тебя. Я не знаю как, но я переживу тебя, Венецкий, и я смогу дышать не тобой… Я не знаю, как. Но сейчас — да, спасибо. Ты у меня сегодня был. Мне есть что вспомнить. И пусть в груди колючий клубок, пусть кажется, что если сейчас встану и выйду из машины — будто выдерну гвоздь из сердца, и боль резанет по-новому, и душа рванет истекать кровью. Пусть. Сейчас я тебе улыбнусь. И скажу «Спасибо». Потому что ты должен его услышать, Венецкий.
Его губы — моя Немезида. Мое наказание за всю мою наглость, за то, что смею считать себя сильной. Его руки — моя гильотина. Та, что лишний раз напоминает — мне плевать. Мне плевать, если даже меня и увидят сейчас — раздвигающей ноги на заднем сиденье машины, как какая-то проститутка. Плевать. Плевать, я, черт возьми, по-прежнему хочу Игоря. И пусть… Пусть будет этот последний раз… Пусть мой мир снова заполнит этой яростной, пульсирующей жарой, пусть я буду задыхаться и кипеть, и торопливо, жадно подмахивать практически резким движениям Игоря, вбивающегося в меня с беззвучной яростью. Я физически ощущала, как он не хочет меня сейчас отпускать. Боже, как это мне было в кайф, боже, да только это заставляло меня балансировать на грани оргазма практически с первых минут нашего торопливого «танца».
А потом… Потом кончился и последний раз… И Игорь от меня отстранился, и мне пришлось отрывать язык от его солоноватой кожи.
— Спасибо тебе, Даш, — он пытался говорить отстраненно, хотя получалось у него так себе, — спасибо, что разрешила так с тобой попрощаться. Я не мог уйти и дать тебе меня запомнить, как человека, тебя по-быстрому оприходовавшего в туалете.
Мне полагалось услышать последнюю фразу и охренеть. Я же услышала только два слова.
«Попрощаться».
«Уйти».
Я развернулась к Венецкому медленно, пытаясь дышать, пока в глазах предательски драло, как у сопливой первокурсницы.
— Уйти?
— Я уволился, — Игорь произнес это, глядя мне в глаза, а ощущения у меня были такие, будто он мне не два слова сказал, а по лицу ударил, со всего размаху. — По договору с Андреем, я не буду даже отрабатывать две недели, чтобы тебя не мучить лишний раз.
Осела, откинулась на спинку сиденья, пытаясь остудить раскаленные щеки ледяными ладонями. Боже, ну почему настолько больно-то, а? Я же… Я же была готова уйти сама. Сегодня утром собиралась же сделать это сама, лишь бы не мешать ему больше ни разу. А может… Может, уйти? А что меня сейчас держит в «Печорском»? Ну, должность — да хрен бы с ней, но ходить по коридору мимо кабинета Игоря будет так паршиво — что уволиться, кажется, реально — вариант…
— Милая… — голос у Игоря звучал надреснуто. — Прости, что так сказал, наверное, не стоило…
— Стоило… — я никому не скажу, сколько усилий было вложено в эту ненатуральную улыбку, но… хрен с натуральностью. — Лучше, чем если бы я надеялась на еще одну встречу, и не получила ее…
Он потянулся ко мне, явно желая обнять еще раз, снова прижаться к моему лбу своим, снова меня согреть своим теплом, но… Но именно я выскочила из машины, выдираясь из него с мясом. Нет, больше ни секунды промедления. Вырывать — так с корнем.