Ниндзя в тени креста
Шрифт:
Наконец на палубу выбрался и кормчий. Посмотрев на уныло обвисшие паруса, он выругался, смачно сплюнул и снова нырнул в свою каюту на корме – за «волшебным» свистком, раковиной «юсуань». Спустя небольшой промежуток времени над морской гладью, которую едва шевелил легкий бриз, разнеслись замысловатые рулады – уж что-что, а свистел кормчий мастерски. Пока он высвистывал нужную погоду, сменилась рулевая вахта. Руль на джонке значительно отличался от своего собрата на каракке. Он весь был в отверстиях. Благодаря этому усовершенствованию джонка была куда маневренней португальского судна.
Как ни удивительно, но ветер подул! Правда, не совсем с той стороны, с которой нужно, тем не менее судно довольно уверенно
Оно было настолько необычным, что у Гоэмона отвисла челюсть от изумления. Тяжелый металлический шар с шипами на длинной веревке, на другом конце которой находилась петля для кисти руки, цеп, похожий на тот, которым обмолачивали рис в Хондо, только трехзвенный, массивная цепь, состоящая из нескольких цилиндрических звеньев, выполненных из металла и соединенных с помощью металлических колец… Конечно же, в арсенале китайцев были и луки, и несколько примитивных аркебуз, и копья, и мечи шириной в ладонь (только в отличие от катан они были короткими), и знакомые Гоэмону гоу – парные крюки, очень похожие на кусаригаму. Оружие вызвало в нем повышенный интерес, и он мысленно прикидывал, как можно им пользоваться.
И все же юного синоби больше всего заинтересовали манипуляции капитана со стеклом. Он, как бы случайно, приблизился к китайцу и с огромным удивлением увидел, что стекло было очень толстым и вогнутым, а до островов, которые рассматривал капитан и которые находились на приличном расстоянии, казалось, можно дотронуться рукой.
Гоэмон начал искать Андзиро, человека бывалого, дабы навести у него справки, что это за странное стекло, однако найти новообращенного католика Пауло де Санта Фе он так и не успел. Со стороны левого борта послышался поистине бычий рев, в котором Гоэмон различил лишь одно слово – «Вако!». Это подал трубный глас капитан, что было для юного ниндзя совершенно неожиданным – обычно толстяк разговаривал высоким писклявым голосом, странным для его внушительной комплекции. Наверное, страшная опасность каким-то образом огрубила голосовые связки капитана, и он начал отдавать команды едва ли не густым басом.
Востроглазый юноша и без увеличительного стекла увидел, как из-за островков выметнулись три небольшие, но юркие джонки и под всеми парусами понеслись к судну. Видимо, пираты поджидали именно «Красного дракона», точно зная, что в его трюмах лежат тюки китайского шелка, который в Хондо ценился очень высоко. Жадный капитан не стал довольствоваться только тем, что ему перепало от щедрот преподобного Комэ ди Торреса в качестве платы за проезд, а решил поправить свои финансовые дела еще и торговлей. Похоже, в Малакке, где грузился «Красный дракон», были шпионы пиратов, которые сообщили им о ценном грузе.
Юный ниндзя бросился в свою каюту и вооружился своим ниндзя-то. Он был наслышан о вако. Для пиратов было безразлично, кто им попадал в руки – китаец, кореец или японец. Обычно участь пленников оказывалась незавидной; спасались от смерти лишь те, за кого могли заплатить выкуп, и то не всегда. Остальных бедолаг, невзирая на их национальную принадлежность, пираты пускали на дно или устраивали жестокие казни. Поэтому Гоэмон не строил иллюзий на свой счет.
Он точно знал, что в случае пленения его ждет верная гибель – за жителей провинций Ига и Кога пираты вако никогда не требовали выкуп.
– Сын мой, не делай этого! – в испуге возопил Комэ ди Торрес, увидев, что Гоэмон присоединился к матросам, которые приготовились отражать атаку пиратов. – Ты погубишь себя и нас!
Он собрал всех монахов в тесный кружок и они, опустившись на колени, истово молились за счастливое избавление от «исчадий ада», как именовал преподобный приближающихся вако. В ответ Гоэмон промолчал, лишь вежливо поклонился ему и отвернулся. Преподобный успел поймать взгляд своего слуги, и его будто окатило ледяной водой; глаза Гоэмона казались замороженными, и в них таилось нечто такое, от чего хотелось немедленно убежать.
Тем временем пиратские джонки окружили «Красного дракона». Пыхнули дымом две пушки на его борту, но ядра не причинили юрким суденышкам пиратов никакого вреда. Зато отличились лучники китайцев; не без удивления Гоэмон отметил про себя, что матросы стреляли мастерски, и пока дело дошло до абордажа, многие вако были поражены стрелами. Китайские луки отличались от японских большими размерами. Били они соответственно значительно дальше, да и манера стрельбы китайцев несколько отличалась от той, к которой привык юный синоби. Однако он не успел присмотреться как следует к китайским лучниками, потому что на палубу с ревом и свистом хлынула толпа пиратов вако, среди которых Гоэмон не без удивления заметил и китайцев.
А дальше все завертелось, смешалось и ниндзя-то в руках Гоэмона начал собирать кровавую жатву. Нужно сказать, что матросы сражались мужественно. Они понимали, что смерть их ждет в любом случае, но если им удастся отбиться от вако, то оставшиеся в живых счастливчики обязательно позаботятся о семьях погибших.
Молодой ниндзя превратился в вихрь. Вскоре вако обратили на него более пристальное внимание, особенно после того, как первая абордажная команда была частично уничтожена, частично выброшена за борт, а веревки с крючьями, связывающие два судна, – пиратское и предполагаемой жертвы – были перерублены. Последовал приказ капитана флотилии вако заняться Гоэмоном вплотную, и на него обрушился град стрел. Он мигом сорвал крышку люка и начал орудовать ею как щитом. А затем, словно в него вселился демон, синоби отбросил тяжелую и неудобную деревяшку и начал отбивать летящие в него стрелы мечом. Причем делал это с такой скоростью, что потрясенному Комэ ди Торресу (монахов пираты не тронули; уж непонятно, из каких соображений) показалось, будто его слуга раздвоился.
Тогда вперед выступил капитан пиратов, взяв самый тугой и мощный лук. Видимо, он был отменным стрелком. Пират тщательно прицелился, пустил стрелу и в полной уверенности, что она уж точно достигнет цели, победоносно ухмыльнулся. Каким же были его ярость и разочарование, когда Гоэмон не стал отбивать стрелу мечом, а вдруг поймал ее рукой, разломал на две части и с демонстративной небрежностью швырнул половинки в сторону вако!
Это уже было чересчур. Пираты, обозленные донельзя, снова ринулись на абордаж, совершенно не обращая внимания на град стрел, которыми их снова встретила команда «Красного дракона». Одна из джонок вако снова умудрилась зацепиться за более высокий борт «Красного дракона» абордажными крючьями, и пираты полезли на его палубу как муравьи. Гоэмон опять показал себя выдающимся бойцом. У него совсем не было страха, лишь упоение боем. Он рубил врагов своим ниндзя-то, швырял сюрикены, при этом ни разу не промахнулся, а затем поднял один гоу, валявшийся на палубе, и его действия стали еще эффективней.