Нищета. Часть вторая
Шрифт:
Иезуит больше не опасался разоблачений, так как обвинять по делу о приюте было некого: де Мериа сошел с ума, Николя и Эльмина исчезли, девочки ничего не помнили. Молодой помощник прокурора поплатился за излишнее служебное рвение, а г-н N. — за честолюбивые надежды, внушенные его открытиями. Все-таки он легко отделался, ибо чуть-чуть не сел на скамью подсудимых, как и те, с кем он хотел порвать.
О событиях в приюте и об их ужасных подробностях психиатру рассказал Филипп. Он работал вместе с братьями в мастерской и искренне огорчился, узнав о внезапной смерти старика. С тех пор как подросток осиротел, доктор
Эти два старых человека, столь разные по своему положению в обществе, одинаково пытались озарить царившую кругом тьму хоть каким-нибудь проблеском света; но рассеять мрак могло лишь яркое сияние дня…
XL. В поисках счастья
По дороге, ведущей в Дьепп, катилась двуколка, запряженная выносливой лошадью. В ней сидел каменотес Клод Плюме, обезображенный взрывом на шахте, и его сын Фирмен, когда-то рыжий, а теперь черноволосый мальчуган со старообразным лицом. Сходство с карликом не смущало ребенка, а скорее льстило ему.
Шоссе в этом месте тянулось рядом с железнодорожным полотном. Остановившись, чтобы дать лошади передохнуть, отец и сын, которых породнил случай, смотрели, как мимо мелькают вагоны, полные пассажиров. Вдруг мальчик воскликнул:
— Мама! Вот моя мама!
— Замолчи, дурак!
Внезапно голос Клода Плюме осекся: в окне другого вагона он заметил голову Николя.
Как же случилось, что сыщик оказался с Эльминой в одном поезде, приходившем в Дьепп ко времени отплытия парохода в Англию?
Ускользнув от облавы и дождавшись наступления ночи, Николя спрыгнул с дерева и благополучно миновал часть леса, никого не встретив, кроме запоздавшего крестьянина с фонарем в руках, одетого в куртку из грубого сукна и такие же штаны. Беглец смог разглядеть его с головы до ног. Заметив одинокого прохожего еще издалека, Николя смело подошел и схватил его за горло (сыщик, как мы уже знаем, отличался незаурядной силой). Тот, ошеломленный, выронил фонарь.
— Ни слова! — сказал Николя. — Я вооружен. Немедленно отдай мне свою одежду. Взамен получишь мою, совсем новую, если не считать нескольких прорех, и в придачу восемьдесят франков. Если откажешься, я тебя задушу!
— Так это вас искали нынче утром? — пролепетал бедняга. Не в пример участникам облавы, он вовсе не питал желания встретить того, за кем гнались; но эта удача выпала как раз на его долю.
— Да, меня. Слышал ты, что я сказал? Согласен?
— Ничего не поделаешь, — проговорил крестьянин и начал снимать одежду, надеясь, что, когда его отпустят, он еще успеет позвать на помощь и преступника схватят. Но Николя был малый не промах. Его рука вцепилась в плечо задержанного, словно клещи. Покуда тот раздевался, сыщик обдумывал, как бы его связать, чтобы выиграть время и спастись от погони.
Он нашел выход из положения: у пойманного им человека был большой носовой платок, а также длинный шарф. Николя связал их концами. Вот и веревка! Затем он опять положил тяжелую руку на плечо несчастного, все еще не терявшего надежды сбежать.
— Ты, конечно, собираешься, как только наденешь мое платье и улизнешь, все сообщить жандармам? Не выйдет!
Держа его одной рукой, Николя другою подтянул гибкую ветку, крепко привязал к ней обе руки крестьянина, а затем отпустил ветку. Бедняге пришлось стоять с поднятыми вверх руками. Даже если б он был очень ловок, ему потребовалось бы немало времени, чтобы освободиться; в противном случае пришлось бы ждать, пока его найдут и не отвяжут.
Положив на землю свою одежду и честно отсчитав восемьдесят франков, Николя надел платье своей жертвы, подхватил кожаную сумку, с которою не расставался, несмотря на все передряги, и быстро зашагал по шоссе. Он поспел на станцию как раз в тот момент, когда кричали: «Пересадка на Дьепп!»
К великому своему удивлению, Николя узнал среди пассажиров Эльмину, бывшую, как и он, без багажа, с одним только саквояжем. Он вскочил в дьеппский поезд, хотя взял, билет до Брюсселя. Ведь сельскому жителю, не привыкшему путешествовать, легко ошибиться! Довольно натурально разыгрывая простака, он объяснил кондуктору, что приятель, бравший для него билет, ошибся, и ему нужно именно в Дьепп, а вовсе не в Брюссель. Кондуктор взялся переменить билет, надавал кучу советов, как избежать впредь подобных недоразумений, и удалился, бормоча: «Ну и глупы же эти крестьяне!»
Вот почему Клод Плюме увидел переодетого Николя в том же поезде, где Фирмену попалась на глаза его мать. Мнимого каменотеса обуяла мстительная радость. Раз Николя — в чужой одежде, значит, тоже спасается бегством… Настанет день, когда удастся расправиться с человеком, пытавшимся его убить! Но в ожидании этого требовалось принять меры предосторожности, чтобы не быть узнанным. Ведь Николя ехал в Дьепп: следовательно, он, как и Плюме, направлялся в Англию. Сама судьба устроила эту встречу!
— Слушай, малыш, — сказал бандит плачущему Пьеро, — нечего распускать нюни оттого, что увидал мамашу. По твоей вине нас могут сцапать. И все равно, пока ты выглядишь так, как сейчас, она не позволит тебе даже выносить за нею горшок. Она тебя признает только тогда, когда ты приоденешься получше.
— А долго ли еще ждать? — спросил Пьеро, заранее представляя себе эту счастливую минуту.
— Все зависит от того, насколько ты будешь послушен. Если же ты не перестанешь хныкать, скверный мальчишка, я брошу тебя под поезд!
Мальчуган успокоился и доверчиво взглянул на Клода Плюме. Тот продолжал:
— Ты бы обрадовался, увидав Николя?
— Нет, он побил бы меня за то, что я не вернулся к нему. Но все-таки он говорил, что я далеко пойду.
— Дурачок! Ведь он забывал о тебе всякий раз, лишь только переставал нуждаться в твоих услугах.
— Это правда.
— Теперь вот что. Слушай внимательно, малец! Видишь этот большой город? Так вот, когда мы приедем туда, меня будут звать уже не Клод Плюме, а Поль Желябер. Меня изуродовало на войне с пруссаками, при взрыве порохового погреба.
— Очень хорошо! — сказал Пьеро. — Я послушаю, как вы будете заливать. Забавно! Мне покажется, что я сам присутствовал при взрыве.
— Вот именно!
— А я кем буду?
— Моим сыном по имени Виктор.
— Отлично! Когда-то у меня один отец сменял другого… Теперь иначе: отец будет прежним, изменится лишь его имя.