Нити жизни
Шрифт:
— Время? — я сделала большие глаза и ухмыльнулась, — как же это не разумно. Всё в мире движется и придерживается какого-то времени, которое даже нельзя увидеть. Право, смешно. Вы так не думаете?
— Порой не всё объяснимо, но имеет силу.
— Это уж точно… — сказала я, упёршись в пол и подумав о своей болезни. Затем отхлебнула из чашки и, конечно же — обожгла язык. — Черт, — запретная реплика в очередной раз просвистела сквозь мои зубы. Я тут же перевела глаза на преподобного. Вид у него был сосредоточенный, но, заметив моё любопытство,
— Не стоит, девочка, — вежливо ответил священник. — На то и дан человеческому роду язык, чтобы разные слова звучали по миру. Важно лишь одно — использовать их по назначению.
Я изогнула бровь.
— Порой человеческое слово может лечить и одухотворять, — сказанная им фраза прозвучала с глубоким подтекстом, как и положено людям духовной сферы.
Я подумала — и как же может лечить и одухотворять слово? Слово — это не больше, чем пустой звук. Поэтому изо всех сил постаралась показать, что его слова не произвели на меня никакого должного впечатления:
— Наверно, я сразу должна сказать, что не верю в высшие силы. Потому что, даже если и есть там что-то, — я тыкнула пальцем в потолок, — то им всем наплевать на то, что творится в этом убогом мире. Посудите сами, даже теория рая и ада — абсурдна на фоне современной жизни. Если судить по сегодняшнему образу жизни, думаю, что в аду уже давно не осталось места. Да и сама история, рассказанная в библии, как-то не сходится с теми фактами существования динозавров и других аспектов. А всё почему? Потому что, когда всё это выдумывали, люди понятия не имели о том, как древна жизнь нашей планеты.
— Дитя, вера не требует доказательств, но я понимаю твои сомнения. Я сам могу указать на многие ошибки в священном распространении, но зачем в этом винить религию, когда религия трактовалась людьми, а люди не всегда могут узреть чёткий путь и не всегда их выбор приходится на правильный постулат.
На миг повисло молчание, но тут же он продолжил:
— Все мы не приспособлены к жизни в мире, охваченном огнем. Но это не значит, что нужно утрачивать веру, особенно, в собственную жизнь. Ведь, та боль, сквозь которую мы проходим, делает нас сильней.
Дослушав, я не нашла ничего эффективней, как ответить смехом:
— Ха-ха. Вот так критерий по выработке иммунитета-стойкости. Святой отец, скажите, что и, правда, находятся дураки, верующие в подобную чушь?!
— Не знаю, но на свете много миллиардов людей, все они разные, но верят, что есть что-то более высшее и сильнее их, что оберегает и защищает их, мы дали этому — пол, облик, и имя — Бог, другие сделали то же самое. Мы стали верить и создавать места, куда бы эта сила могла приходить — храмы, церкви, мечети, каждые народы по своему усмотрению. Мы, как родители, верующие в своих детей, стали верить в силу высшего создания. А теперь, представь, если внутренняя вера даже одного человека может сотворить чудо, тогда на что способна вера стольких людей
Мне стало неудобно. И вообще, я слушала больше, чем хотела. Пора было заканчивать. У меня не было ни сил, ни желания выслушивать что-то еще. Да, и быть многословной — это не то, в чем я, когда-либо, хотела преуспеть. Я посмотрела на часы.
— Мне обязательно это слушать? — Я не собиралась быть бестактной, но так уж получилось, может, отчасти потому, что я всегда была излишне… прямолинейна. Я не хотела, чтобы он еще о чем-нибудь говорил. Всё это не дало бы мне ровным счетом ничего, кроме очередного путешествия инкогнито по просторам своих воспоминаний.
— Хочешь уйти? — спросил Энфер.
— Я кивнула.
— Понятно…
— Из жизни… — проронила я еле слышно. Тут же, злясь про себя и на себя — ну и с чего я разоткровенничалась?!
Внимательно посмотрев мне в лицо, он явно не удивился моему проблеску к разговору по душам. Интересно, как много секретов ему было доверено в его жизни?
— Знаешь, мы часто говорим одно, но подразумеваем совсем другое. Я думаю, что смерть — это совсем не то, чего ты желаешь, а то, чего ты хочешь избежать.
«Твою ж…» — копошение в моем внутреннем мире всегда выводило меня к позиции стремительной обороны. Сложив руки в замок на коленях, я откашлялась и вызывающе произнесла:
— Не думаю, что хотела бы это сейчас обсуждать.
— Пусть так. Но, послушай, даже если ты не признаешься в этом себе, знай, что это и есть та энергия, которая сокрыта глубоко в тебе — противостояние, в этом все дело, — оно твой стержень, твоя ось. Поэтому, право отрекаться от того, что не тобой тебе дано, — это далеко не выход.
Тут открылась дверь, и показался Итан Миллер.
— Я закончил. Надеюсь, за время моего отсутствия, она не сморозила какую-нибудь глупость?
— Только тебя дожидалась, — я начала откровенно паясничать.
— А, ну, тогда можешь начинать, я весь во внимании.
— Всенепременно, — сыронизировала я, встав: — Я готова.
— К чему?
Не скрывая злости и раздражения, я откровенно заявила:
— Закончить этот визит без возможных повторов.
Довольная собой, я делаю реверанс и вышагиваю за пределы помещения, пока надежда на скорейший побег из этого места позорно не сдохла на этапе формирования.
К моменту, когда Итан и преподобный нагнали меня, я успела миновать лестницу и расположиться в зале молений.
— Ты передумала? — Отозвался Итан.
Я на это ничего отвечать не собиралась, просто уставилась на него прожигающим взглядом, имитируя желание испепелить.
— Думаю, вам и, правда, пора, — сказал Энфер.
Ну, слава богу, хоть кто-то способен на рациональность праведных поступков в этом храме.
— Спасибо, что уделили нам время, — произнес Итан.