Ночь без права сна

Каменкович Златослава Борисовна

— Отпустите меня! Поезд уйдет!

На свисток прибежали два жандарма.

— Ах! — ужаснулась Каринэ, увидев, как жандармы потащили куда-то отчаянно вырывавшегося брата.

Маэстро, высунув голову в открытое окно, с сильным акцентом по-русски закричал:

— Отпустите мальчика! Немедленно?

— Синьор, прошу вас, не надо привлекать внимание. Я сейчас сойду…

Каринэ забежала в купе и принялась поспешно собирать вещи.

— Но за что? — недоумевал маэстро. — Это порядочный юноша.

— Скорее всего брат опрометчиво сказал что-то против властей…

—

Я сам пойду его выручать! Я им заявлю…

— Ничего не поможет, дорогой маэстро, — удержала его Каринэ. — Вы не знаете наших законов. Можете сами пострадать. Я телеграммой вызову родителей…

Станционный колокол пробил два раза.

— Вы найдете меня в Мариинском театре, дитя, — нежно, по-отцовски маэстро поцеловал в голову Каринэ и помог ей надеть пальто. — Я верю в вашу счастливую звезду. Вас ждет большая будущность. Поверьте, это так!

— Очень сожалею, что оставляю вас в беде…

— Вы очень добры. Я счастлива, что вы есть на свете. Нет, не провожайте меня… Да, так надо…

Третий удар колокола. Поезд тронулся.

Маэстро уже не видит подбежавших к Каринэ сыщика и двух жандармов.

— Ладжалова? — с одышкой прохрипел сыщик. — Прошу, барышня, следовать за мной.

Жандармы вслед понесли вещи.

Крупная взятка

После обыска у Вахтанга конфисковали брошюры. Между страницами французского романа Виктора Гюго «Человек, который смеется» жандармы нашли неотправленное письмо. Адреса на конверте не было. Кому? «Подруге», — пояснила Каринэ.

В письме, которое особенно заинтересовало жандармского полковника, Каринэ вначале восторгалась сказочной природой Швейцарии, а потом… «Хотя знакомство с Верой Засулич было случайным, по вскоре мы подружились. Она очень интересная собеседница. Эта мужественная женщина самозабвенно любит Россию, но ее вынудили жить в изгнании. Она познакомила меня и брата с Одиссеем, видно, это его псевдоним, по и вправду он похож на героя бессмертного творения Гомера. Атлетически сложен, он немолод, его ровные шелковистые волосы белы как снег. Не русский, но славянин. По мягкому, чуть-чуть заметному акценту угадывается украинец. Но самое поразительное, в Вене мы познакомились буквально с его двойником! Только отец и сын могут быть так похожи. Однако Ярослав Калиновский… но об этом расскажу при встрече… Одиссей и его друзья знают, чего хотят, они поселили в моей душе желание быть такой, как они…»

Выяснили местонахождение родителей. Дали им телеграмму. Задержанных закрыли в узкой пыльной комнате. Пол цементный, на окне решетка, стекла замазаны белой краской, плотно сдвинуты несколько скамеек — для спанья. К счастью, кроме сестры и брата здесь больше никого не было.

Казалось, хмурый осенний день никогда не кончится.

Хотелось есть, мучила жажда. Никто ни разу к ним не заглянул.

Угадывая, что терзает брата, Каринэ ласково сказала:

— Не надо отчаиваться. Я понимаю, тебе не терпелось побыстрее, хотя бы немного, но провезти то, что нам доверили… Когда еще маменькин багаж прибудет! Но, как видишь, спрятать на

дне сундука все до единой книжки было бы куда надежнее…

— Да, ты предупреждала…

— Как мудро сказал Одиссей: не старайтесь бросать в огонь опасности свои пока неопытные шестнадцать лет. Осторожность — азбука революционного подполья.

Жандармский полковник (ладно пригнанный голубой мундир, густые светлые усы вразлет) высокомерно отчитывает чету Ладжаловых:

— Хорошеньких же деток вы воспитали! Вот они, полюбуйтесь!

Каринэ и Вахтанг стояли бледные, безмолвные, невыспавшиеся — всю ночь их немилосердно кусали клопы.

— Поесть бы, — хмуро роняет Вахтанг.

Мама (привлекательной наружности, с глазами точь-в-точь как у дочери) горько упрекает деток, которые опозорили родителей. Папа, элегантный господин, приносит извинения полковнику, представляет ему рекомендации тифлисского губернатора.

Для полковника совершенно очевидно: люди богатые, мама главенствует в семье. Она корит дочку и сына, заставляет поклясться, что они «эту гадость» никогда читать не будут.

— Мама, мы больше суток ничего не ели, — тихо пожаловалась Каринэ. — С ног валимся.

— Господин полковник, разрешите детям поесть в буфете. Заверяю вас… — просит Ладжалова.

— Отведите! — приказывает полковник унтеру.

Полковник и Ладжаловы одни.

— Это не положено, но… вы мать, читайте, — полковник протянул письмо. Ладжадов сидел точно каменный.

— Да, да, это почерк моей дочери. По кто эти люди? Вера Засулич, какой-то Одиссеи… Мы их не знаем, правда, Андраник?

Ладжадов пожал плечами.

— Это государственные преступники. Они скрываются в Женеве. И ваши дочь и сын…

— Ради бога, господин полковник… В вашей власти погасить искру до пожара, — взмолилась Ладжалова.

— Я всего лишь слуга царя и отечества! — отрезал полковник, собрав «вещественные доказательства» и закрывая их в сейф.

Пухленькая, унизанная дорогими кольцами смуглая ручка, как затравленный зверек, юркнула в черный замшевый ридикюль. С искусной осторожностью Ладжалова положила в открытый ящик письменного стола пачку екатеринок [1] И если бы Ладжаловы не видели, как полковник задвинул рукой ящик, вряд ли поняли бы, заметил ли он деньги.

1

Екатеринка — 100 рублей.

Каринэ и Вахтанга отпустили на поруки родителям и разрешили следовать дальше.

В каземате Петропавловской крепости

Каринэ окончила гимназию с золотой медалью. Встал вопрос, куда ей ехать учиться вокалу.

— Италия? О, нет! Только в Петербург! — властно заявила мать. — Консерватория и там есть.

— Да, дитя, — ласково сказал дочери Андраник Ваграмович. — Маменька права. И тетушке Наргиз ты будешь утешением, она после смерти мужа так одинока…