Ночь, когда она умерла
Шрифт:
— У вас непроглядная ночь! — удивилась она. — Почему ты звонишь мне в такой час?
— Я узнал о том, что случилось с Карлой. Прими мои соболезнования, пусть и запоздалые.
— Ничего, я справляюсь. Работать у меня не получается, так что я, можно сказать, маюсь бездельем. Привела в порядок свой сад, а теперь принялась за твой дом. Подумала, что для меня не составит большого труда содержать его в чистоте, а тебе будет приятно, когда ты приедешь. — Она говорила спокойно, но мне был знаком этот тон: так говорят люди, которые с трудом сдерживают слезы. — Представляешь, я даже не знала, что у
— Ты ни в чем не виновата, Джессика. Кроме того, уже ничего не изменить, плохо это или хорошо. Было бы здорово, если бы мы каждый раз получали возможность возвращаться в прошлое и исправлять свои ошибки, но это невозможно. Разве стоит жалеть о том, чего у нас никогда не будет?
— Пожалуй, ты прав. — Она помолчала. — Может, ты приедешь?
— Конечно. Но позже. Думаю, через пару недель. На выходные.
— И всего-то? А, ну да. Я забыла. Ты ведь теперь не только очаровательный психоаналитик, но и очаровательный бизнесмен. Позвонишь, когда закажешь билеты. А заодно подумай о том, как будешь расплачиваться со мной за уборку дома. Я принимаю только наличные. Никаких чеков и кредитных карт.
Джессика положила трубку. Я несколько секунд вертел телефон в руках, и меня отвлекла появившаяся в спальне Ванесса. Она потрепала ладонью влажные волосы и, остановившись посреди комнаты, посмотрела на меня.
— С кем ты разговариваешь в такой час? И зачем ты принес компьютер? Делишься с друзьями в Facebook впечатлениями от сегодняшнего вечера?
— Скажи, ты знаешь… про Карлу?
Ванесса присела на покрывало и взяла компьютер.
— Нет. А что случилось?
— Ты не читаешь новости?
— Читаю регулярно, просто последние дня три почти не заглядывала.
Заметку Ванесса прочитала пару раз. Она долго смотрела на фотографию Карлы, потом начала просматривать комментарии.
— Странное ощущение, — сказала она. — Чужая женщина, роднее которой у меня никого не было и, вероятно, не будет. Ты был с ней знаком?
— Я был на ее лекции. Еще до того, как мы с тобой познакомились.
— Когда я училась на первом курсе, то мечтала стать онкологом. Но в последний момент решила выбрать психиатрию. Я знала, что не смогу видеть смерть практически каждый день. Это самая страшная и уродливая вещь на свете. Их две — смерть и старость. Как бы ни изощрялись пластические хирурги, люди стареют и дряхлеют, а потом умирают.
— Было бы хуже, если бы они жили вечно. Люди умудряются скучать, даже когда осознают, что в их распоряжении жалкие шестьдесят-семьдесят лет. Что уж тут говорить о вечной жизни.
Ванесса кивнула, продолжая изучать комментарии, и, наконец, остановилась на одном из них.
— Джессика Стокхард? Однофамилица?
Она перешла на личную страницу Джессики и повернулась ко мне.
— Вы, вдобавок ко всему прочему, друзья?
— Ты
Ванесса кивнула.
— Я познакомился с девушкой, которая снимала дом напротив. Это и есть Джессика Стокхард. Она дочь Карлы.
— Дочь Карлы, — повторила Ванесса, по-прежнему глядя на фото. — Сколько ей лет?
— Двадцать семь.
Она чуть слышно вздохнула.
— Карла была замужем?
— Нет. Она воспитывала ее одна.
— Это та самая дама, с которой… — Она нахмурилась. — Нет, постой-ка. Ты ведь говорил мне, что познакомился с азиаткой? Ная, или как там ее звали?
Я раздраженно махнул рукой.
— Она была тайка. Это две разные женщины.
— То есть, с Джессикой у тебя ничего не было? — подняла бровь Ванесса.
— Не то чтобы не было, но… Ванесса. Тебе всегда нужно все усложнять.
Она снова бросила взгляд на фотографию.
— Я бы встретилась с этой девочкой. Хотя и понятия не имею, зачем мне это нужно…
— Если хочешь, можно поехать в вдвоем. Заодно посмотришь, где я провел отпуск.
Ванесса закрыла компьютер и положила его на пол.
— На самом деле, интересно посмотреть на место, где ты так замечательно развлекался, что чуть не забыл вернуться домой. И на тот магазин, где ты купил мне обнаженную женщину со скрипкой.
— Ты говоришь таким тоном, будто это был утешительный приз.
Глава тринадцатая
Саймон
2010 год
Треверберг
На следующий день после приема в честь открытия дворца культуры я закончил дела на пару часов раньше обычного и отправился навестить Билла. Изольда не появилась на работе — она уехала в очередную командировку. И я не мог отделаться от мысли, что рад этому. Меньше всего мне сейчас хотелось смотреть ей в глаза. Мне не надо было соглашаться на кофе, потому что я знал — это будет не только кофе. Хотя… чем дольше я размышлял над этим вопросом, тем более неоднозначную форму принимал ответ.
«Женщина должна быть либо вашей, либо ничьей». Разве не эти слова я слышал от Изольды? У Билла, конечно, хватит наглости назвать ее своей женщиной, но ведь называть женщину своей — это только половина дела. Вопрос в том, является ли она на самом деле вашей. Изольда не могла быть чьей-либо женщиной. Она принадлежала сама себе. Так есть ли смысл предаваться этим размышлениям и рассуждать о моральных нормах? В конце-то концов, если моральные нормы остаются одними и теми же на протяжении всей жизни, это как минимум вызывает опасения.
Выглядел Билл не очень хорошо. Он хотел угостить меня чаем, но я ответил, что справлюсь сам, а ему лучше вернуться в постель.
— Может, стоит поехать в приемный покой? — спросил я у него. — Тебя тошнит со вчерашнего вечера, не думаю, что это просто отравление.
Билл с досадой махнул на меня рукой.
— Ни за что не поеду в больницу.
— Но твое состояние внушает опасения. — Я повертел в руках телефон. — Может, мы позвоним доктору Мори? Насколько я знаю, он до сих пор в городе, уезжает завтра утром. Уверен, что он согласится тебе помочь.