Ночь на Днепре
Шрифт:
Он не без труда поднялся, почувствовав огромную усталость. В голове стоял шум, лицо горело, точно после ожога.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, вы ранены? — неожиданно услышал он знакомый голос. — У вас все лицо в крови!
Перед ним стоял Исаков.
— Тю! Да то не рана. Вас поцарапал кто-то.
Сергей повел рукой
— Вот этот, — показал он на убитого немца. — Драться не умеет, цапается, как баба… Как у вас дела?
— Все вроде в норме, товарищ старший лейтенант, — весело ответил Исаков, никогда, видимо, не терявший бодрости. — Лезли здорово, но осеклись. Один из них прямо на плечи старшему сержанту Круглову вскочил, но проехаться не пришлось…
Сергей оставил Исакова у пулемета Васина и Духовного, а сам пошел проверить роту.
Белов сидел на каске. Около него трудилась неутомимая сестра — бинтовала голову.
— Ну, вот и хорошо, — закончив перевязку, сказала Вера. И, собирая разложенные на небольшой белой салфетке, расстеленной на дне траншеи, медикаменты, вату, ножницы, свертывая и укладывая все это в свою вместительную медицинскую сумку, продолжила назидательно:
— А все каску не любите носить! «Лишний груз, на что она нужна»… А не было б у вас, товарищ гвардии лейтенант, каски — верная бы смерть.
— Сама ты, голубушка, без каски и надеваешь ее раз в год по обещанию, — не без иронии заметил Сергей, подошедший сзади.
Вера оглянулась.
— Товарищ старший лейтенант! Что с вами! — воскликнула девушка, приподымаясь. — Что с вашим лицом?
Несколько секунд Вера молча смотрела на Сергея. В глазах ее он видел тревогу. Потом, схватившись за сумку, она с лихорадочной поспешностью стала опять все вынимать из нее.
— Прошу садиться. И быстрее, без разговоров…
Сергей улыбнулся — ему было приятно подчиняться ей.
Вера осторожно начала протирать лицо Сергея спиртом. Он морщился и кряхтел.
— Потерпите. Жжет, знаю, но ничего не поделаешь… Терпите, теперь еще больнее будет. Прижигаю йодом.
Сергей ерзал, но молчал.
Царапины были глубокие. Обрабатывая их, Вера заметила и большой кровоподтек на шее Сергея, и синяк за ухом, и порванный ворот гимнастерки, и выпачканное кровью плечо.
— Что же с тобой было, Сережа? — тихо спросила она и, положив ему на плечи обе руки, легонько притянула к себе.
— Что было? — Сергей вспомнил искаженное злобой лицо навалившегося на него фашиста и невольно вздрогнул. — Так, Верочка… Пустяки… Можно встать?
6. Шестая атака
Белов наблюдал в бинокль за ходом боя на плацдарме. Линия фронта изрядно удлинилась. По вспышкам выстрелов лейтенант определил значительное расширение плацдарма. Но в южном направлении положение по-прежнему оставалось без перемен. Белов опустил бинокль, поправил повязку на голове и поудобнее облокотился о бруствер, вдавливая
«Сколько еще атак выдержит обескровленная рота и сколько их еще будет до вечера? Сейчас в траншею ворвались отдельные, случайные фрицы, а что если при следующей атаке их ворвется больше? А они могут ворваться — патроны в роте на исходе».
Лейтенант повернулся к подошедшему старшине Сотникову.
— Доложите, старшина, что у нас осталось из боеприпасов.
Худощавый, подтянутый, крепко сбитый старшина Сотников стоял навытяжку перед лейтенантом. Шинель на нем еще не высохла и сильно была выпачкана землей, но от прежнего недомогания его и следа не осталось. Он спокойно, не отрывая суженных дерзких глаз от командира, по памяти докладывал:
— В строю двадцать шесть, из них трое раненых…
— Вы и меня со старшим лейтенантом ранеными считаете? — как бы вскользь заметил Белов.
— Никак нет. Вас я не считал. Ручных пулеметов два. Автоматов исправных двадцать девять, один разбит; патронов что-нибудь тысяч около трех, восемнадцать гранат, три пистолета с патронами… Есть еще трофеи: два автомата и около двухсот автоматных патронов. Настроение боевое.
— Патронов мало…
Лейтенант взглянул на часы и четко распорядился:
— Дать по второму, трофейному, автомату сержантам, командирам отделений. Пусть стреляют по фрицам прежде всего их же патронами. Перейти на стрельбу одиночными выстрелами. Короткие очереди — при крайней нужде и только при отражении атак. Иначе через час нам и отбиваться нечем будет.
Парторг, следивший за Беловым, внутренне улыбнулся. Чем труднее складывалась обстановка, тем собранней, бодрее становился лейтенант. Он как бы примирился с тем, что воюет не на плацдарме плечом к плечу с однополчанами, а здесь, в одиночку.
Белов позвал командира второго взвода и сержанта Крутикова. Оба, держа автоматы в руках, доложили о прибытии. Крутиков стоял, пригнувшись, в одной гимнастерке— огромный рост не позволял ему выпрямиться в траншее.
— Почему раздет?
Крутиков осмотрел себя. Видимо, он и сам только что заметил, что без шинели.
— И, раздетым жара была, товарищ гвардии лейтенант. Возвращусь — оденусь, — смущенно ответил он.
— Оденься, оденься, — кивнул Белов, — на ветру сразу прихватит. — И, переведя глаза на крепыша Круглова, спросил: — Как дела, старший сержант? Учим фрицев уму-разуму?
— Дела неплохи, на мой взгляд, товарищ гвардии лейтенант. Вот патрончиков маловато, чуток бы побольше, ловчее было бы.
— Сколько у тебя осталось?
— Своих второй диск неполный. Сейчас еще немецких добавили.
— Надо экономить!
— Стараемся по силе возможности. Последний раз они так навалились на мой фланг — тут уж не до экономии было…
— Ясно, ясно, Круглов. Молодецки дрались. Вам и всему составу, — сержанты при этих словах приняли стойку «смирно», а Крутиков по привычке вытянулся так, что его голова в каске оказалась выше траншеи, — …от лица службы объявляю благодарность!