Ночь упавшей звезды
Шрифт:
Дверь в спальню натужно скрипнула, встрепанная зелноволосая головка повертелась, изучая обстановку. Наконец-то Темулли удалось рассмотреть как следует рану мевретта. Она ойкнула и закрыла ладошкой рот. Звингард раздраженно пробурчал через плечо:
– - Вот уж не думал, что ты вида крови испугаешься... Она тут пинтами лилась...
– - А я и не боюсь, -- девочка фыркнула и деловито склонилась над Одрином.
– - Так, что тут к нас... ссадины, синяки -- начала перечислять она, старательно избегая смотреть на разбитую голову Мадре.
Иса тем временем встала и, постучав Звингарда
– - При чем тут магия?
– - удивился Звингард.
– - У вас, скорее всего, обычная простуда. Не надо было всю ночь с крыши кареты орать. Танулли, дай даме что-нибудь от горла.
Колдунья снова зашипела и пнула лекаря в лодыжку.
– - Не грубите мне, миледи, -- строго сказал Звингард.
Темулли послушно вытащила из кармана пастилку от кашля и протянула ее Колдунье. Иса ударила зеленоволосую по руке, так что пастилка спикировала куда-то в угол, скривилась, разрыдалась и выскочила за дверь.
Сатвер
Темнота. Настолько полная, что кажется бархатной и, точно повязка, закрывает зрение. Глухой стук камней справа, как будто катится небольшой оползень. Откуда-то доносится плеск воды, скрип уключин. Потом рокот грома вдалеке и запах. Нежный, легкий запах озерных лилий и остролиста, потревоженных неосторожной рукой. Тихий голос:
– - Триллве...
И я, хромая, бегу на голос, раненая нога подгибается, я падаю и качусь через голову, царапаю руки и лицо о мелкие камешки, вскакиваю и бегу снова... на запах лилий, на голос.
– - Одрин!
– - крик рвется из меня и летит ему навстречу.
– - Я здесь!!
– - Триллве...
– - шепот приблизился.
– - Ты где? Мы... мы умерли?
И легкое прикосновение к моей щеке -- как ветерок от крыла бабочки.
Я глотаю слезы, отчего-то зажмуриваюсь -- мне кажется, что так я скорее его отыщу. И правда, рука находит шелк рукава и выше сухие, точно ковыль, шуршащие волосы... слипшиеся... от крови?
– - Нет, -- упрямо говорю я, -- мы живые.
– - Я ничего не вижу... Я ничего не помню... Только холодно почему-то...
– - тихо доносится в ответ, и невесомая рука гладит меня по голове.
– - Где мы, девочка?
– - Не знаю... Там, где мы можем быть вместе. В тумане.
Я обхватываю его руками, прижимаюсь, стараясь согреть. Встаю на цыпочки и целую его глаза.
– - Мы нарвались на отряд, кнехты из Сатвера, ордальоны... это... нестрашно... им здорово досталось от нас.
В ответ легкий изумленный вздох:
– - Ты сказала: "Там, где мы можем быть вместе..." Почему ты так сказала?
Я понимаю, что Одрин медленно опускается на колени, чувствую холодные руки, сомкнувшиеся у меня на талии. Он головой прижимается к моему животу, а я ощущаю тепло его прерывистого дыхания.
– - Я сейчас в тюрьме... видимо, в Сатвере. А ты...
– - я закинула голову, чтобы удержать в глазах подступившие слезы...
– - А ты мне снишься... Хотя это... вовсе не похоже на сон...
Я нежно провела руками по его волосам.
– - Ты ранен...
Одрин вздрагивает и отстраняется, я слышу сдавленный шепот:
– - В тюрьме? Триллве... нет! Я... я приду к тебе, вот только... только выберусь отсюда.
Я помогаю ему подняться, нахожу руку и крепко сжимаю своей, не обращая внимания на проснувшуюся боль в ладони.
– - Я тебя тут не оставлю. Идем... вместе мы найдем дорогу.
– - Идем, -- он послушно берет меня за руку, и мы движемся куда-то навстречу плеску воды.
– - Триллве...
– - снова доносится тихий голос.
– - Береги себя... и его.
– - Его?
– - переспрашиваю я.
– - Ты носишь дитя, девочка. Я только что услышал жизнь в тебе. Ты долго ничего не почувствуешь, он еще слишком мал, но прошу тебя, береги эту жизнь...
Ноги захлюпали по воде, и где-то в тумане и тьме, со стороны реки показался неясный огонек факела.
– - Одрин, я...
– - я переглотнула.
– - Я люблю тебя. Иди. Туда, где свет. Видишь?
И постаралась улыбнуться.
– - Все будет хорошо. Я... мы дождемся тебя, обещаю.
Я, потянувшись, коснулась губами его щеки, легонько подтолкнула:
– - Иди, не медли. Все будет хорошо.
И, закрыв глаза, слушала, как плеском отзываются почти невесомые шаги, исчезая вдали.
Из благодатного тумана меня вырвало внезапно -- ощущением холодной сырой стены у локтя, запахом гнилой соломы и скрежетом отворяемой двери. Разомкнув веки, я увидела брата Дита, лицо которого в пляшущем свете факела выглядело жутковато -- черные запавшие глазницы, резкие тени вокруг носа и рта. Он задвинулся в камеру, одной рукой подталкивая перед собой долговязого мальчика -- служку в серой сутане. Подросток худенькими руками держал перед собой железный поднос, на котором стояла грубо выструганная деревянная кружка и глиняная миска, наполненная чем-то весьма неаппетитным с виду -- то ли жидкой кашей, то ли вязким супом.
– - Ну?
– - выплюнул ордальон, скривившись. Похоже, это "ну" должно было означать заботу о моем самочувствии.
– - Баранки гну, -- я вытерла о штаны неожиданно липкие руки, потом пригляделась и увидела полосы незасохшей крови. При том, что раны на ноге и ладони не кровили и я чувствовала себя отдохнувшей. Откуда это?! Если... если то, что мне только что приснилось, вовсе не было сном...
Я стиснула зубы. Перевела взгляд на испуганного мальчика с подносом. Ох, мягко этот Олав стелет, жестко будет спать. Мысль промелькнула и пропала. Самым важным был для меня Одрин... Если... если он жив.
В дверном проеме показалась чья-то высокая фигура. На мгновение задержавшись на пороге, в камеру с кошачьей грацией скользнул... Алелор? Откинул полу длинного плаща знакомым жестом, и зеленые глаза, сверкнув в свете факела, холодно уставились на меня.
Я окаменела. Сианн... его тоже схватили? Но он не связан и не скован... плащ другой, не тот, в котором он выезжал из Твиллега... впрочем, тот мог испачкаться... Нет, бред полный, это мне снится...
Элвилин слегка повернул голову к ордальону и бросил сквозь зубы: