Ночь упавшей звезды
Шрифт:
Лязг, скрежет, вой стояли над просекой.
Я с трудом развернула белого. Стоптала им арбалетчика. Второй, уходя из-под меча, долбанулся о ствол головой.
А я никого не собиралась жалеть.
Моя ночь закончилась.
Я получила, что хотела. Была одинокой и нелюбимой. Полюбила. Поверила в то, что могут любить меня.
А неотвеченные вопросы?
Ударом меча я снесла еще одну голову.
Вопросы всегда останутся.
В чем смысл жизни, кто-нибудь... когда-нибудь... ответил?
Я разрубила плечо тому, кто так ловко орудовал булавой, убив Одрина; грудью коня сбила еще двоих, и тут кто-то достал белого мечом по сухожилию.
Я успела спрыгнуть. Бросила рыцарский
Я-душа горько рыдала.
Я-тело стало ветряной мельницей с железным крылом. Воин с клейморой -- для разбивания строя, и в полутора с чем-то ярдов от него не остается живых. Ни чужих, ни своих.
Я еще успела увидеть, как мальчишка-симуран, подхватив и забросив на спину Одрина и Сианна, пытаясь расправить крылья, на когтистых лапах скачет вдоль проселка -- смешно, как воробей. Только такой огромный, что враги разбегаются перед ним. Я икнула от смеха. А Симург кое-как расправил крылья, опираясь на поднявшийся ветер и взмывая над деревьями.
Рев гнева и разочарования пронесся над дорогой. И ордальоны обернулись на меня.
Два мечника...
Кнехт с боевым молотом...
Копейщик...
Я устала их считать.
Я срубала руки и наконечники копий, прямым колющим пробивала доспехи; на отмахе садила в головы; отбивала летящие в меня болты.
Сверху, сбоку, снизу железной полосой была я-меч.
Боль в голени показалась чем-то смешным и неважным. Мокрое полилось в сапог. Я заскользила по траве. Нога подогнулась. Мир внезапно закрутился и погас.
Я-Триллве... упавшая звезда.
Конец первой части.
Глава 15.
Сатвер
Ранним утром, когда последние дождевые тучи унеслись в сторону Мерриана и длинные тени зданий потянулись по булыжной мостовой, дверь таверны, носящей героическое название "Зуб дракона", отворилась, и на городскую площадь вывалилась четверка припозднившихся молодых людей. Миниатюрная скромная брюнетка держала под руку свою эффектную подругу -- яркую высокую блондинку, облаченную в красное платье с вызывающим декольте, прикрытым скромной белой вставкой, как требовал последний церковный ордонанс. Блондинка глупо хихикала, обмахивая ладонью раскрасневшиеся щеки, и отчаянно строила глазки двум юношам, державшимся несколько в стороне и слегка насмешливо наблюдающим за девушками. Один из молодых людей был закутан в дорожный плащ темно-зеленого цвета и сжимал в руке лютню с кокетливым бантом. Внезапный порыв ветра, сорвавший с головы капюшон, явил миру короткие темные волосы, а в круглом ухе тускло блеснуло серебряное колечко. Второй юноша, со вьющимися темно-русыми волосами, облаченный в серую рясу -- такие носили студенты-теологи Сатверского университета, -- что-то тихо втолковывал товарищу. Менестрель слушал его в пол уха, задумчиво созерцая ажурную черепицу крыш окружавших площадь зданий.
Брюнетка покосилась на молодых людей, пихнула локтем в бок высокую подружку и громко сказала:
– - Ой... А как же ты в таком узком платье полезешь на крышу? У него же швы разойдутся...
– - Правда?
– - испугалась блондинка и любовно погладила себя по бокам, любуясь алым шелком. Портить эдакую красоту ей явно расхотелось, и рослая расстроено пробурчала: -- Эх! У меня никогда в жизни такого наряда не было...
Брюнетка закивала и захихикала.
Юноши, переглянувшись, подошли, и темноволосый обратился к блондинке, смерив ту пристальным взглядом и кивнув на инструмент в своей руке:
– - Элвина, душенька, а на лютне вы играете?
– - Нет...
– - та печально всколыхнула ресницами, обернувшись.
– - Но зато, я хорошо танцую на... Ой, леший, Хильда, ну больно же!
Брюнетка, мгновение назад от души наступившая на ногу Элвине, слегка покраснела и страдальчески возвела очи горе, разглядывая позолоченные снизу облака, резво несущиеся на восток по все еще темному небу.
Будущий теолог тем временем без особого восторга разглядывал башню с часами, что высилась над прецепторией Ордена Божьего суда, выходившей мрачным фасадом на площадь. Часы на башне как раз начали бить -- пять мелодичных звонов гулко разнеслись над головой и улетели эхом в сонные переулки.
– - С полуночи до шести на улицах без особого на то разрешения находиться... немного напряженно... Запрет Ордена, знаете ли, -- студент покачал золотистой головой.
– - Ох, Лисай, какой же вы скучный, -- блондинка капризно надула губки, но внезапно вскинула голову и прислушалась.
Со стороны улицы, ведущей к городским воротам, послышались дробный топот лошадиных копыт, бряцанье оружия, неясные голоса и приглушенная ругань, перекрытая резким властным голосом, отдававшим приказы. Через пару мгновений на площадь выехал отряд всадников, направляясь прямиком к кованым воротам здания Ордена. Два его предводителя были в черных гербовых накидках с багровым серпом на плече.
– - В туман!
– - выругался тот, кого назвали Лисаем.
– - Давайте проводим дам, потом вас, господин Седрик, -- и, взяв черноволосого за локоть, настойчиво потянул в сторону темного переулка. Девушки переглянулись, испуганно кивнули, ухватились за руки и спешно отправились следом -- подальше от неприятностей. Перед тем, как скрыться за углом, блондинка, снедаемая любопытством, обернулась через плечо и увидела, что последний из конных удерживает в седле впереди себя седока в окровавленной мужской одежде, голова которого беспомощно свесилась на грудь. Изящные руки, упавшие вдоль туловища, явно принадлежали женщине; а в лучах восходящего солнца загорелись, будто охваченные огнем, рыжие волосы.
Элвина, внезапно почувствовала себя совсем неуютно, зябко подернула плечами и прибавила шаг.
* * *
Темно... веки тяжелые -- такие, что и не поднять... кажется, вода где-то капает. А еще...
– - меня замутило -- в нос ударил запах плесени и гнили. Впрочем, мерзкая вонь помогла прийти в себя, и я открыла глаза. Все еще темно... и так хочется пить... Облизала сухие губы и попыталась сосредоточиться. Понять, где я и что со мной... В памяти постепенно всплывали картины -- поездка по чудесному туманному лесу, топот, крики, перекошенные лица, звон клинков, Одрин... Я зашлась немым криком. Теперь мне не для чего жить. Разве что -- для мести. Я стиснула зубы. Провела руками вокруг, почувствовала колкое прикосновение гнилой соломы. Под соломой были занозистые бревнышки. Слева -- влажная каменная стена. Пальцами я собрала с нее воду, смочила губы. Ощупала себя: у меня отобрали все, кроме рубахи и штанов. Тело ныло от холода и синяков, полученных в драке. И нога... если не шевелиться, терпимо. Повязка сухая, это хорошо...
Где-то за стеной послышались гулкие шаги и неясные голоса. Через секунду дверь камеры с грохотом и лязгом медленно пришла в движение, и я зажмурилась от света, больно резанувшего по глазам.
– - Итак... рассказывайте, брат Дит, -- донесся до меня незнакомый приятный баритон.
– - Кто эта женщина? И, желательно, подробно, так как общая картина мне примерно ясна.
– - Шпионка короедская... хотя уши у ней круглые.
Я лежала и молча слушала, стараясь сквозь ресницы рассмотреть собеседников. Глаза болели, и я видела только общий абрис одетых в сутаны фигур -- один монах постарше, высокий и худощавый, другой -- толстяк и, судя по голосу, помоложе. Ну и ерунду городит этот грузный Дит. Я ни за кем не шпионила, честно прибила двоих... нет, троих... о-о... Оружия жаль... Унесет благородные клинки сволочь какая-нибудь... Я чуть слышно всхлипнула.