Ночь волка (повести)
Шрифт:
Я решил снять со стен и открыть остальные сумки, если сумею разобраться, как это сделать. Другим пришла в голову та же идея, но Алисе нужно было снять крюк и заменить его щипцами прежде, чем приступать Папаша помогал ей. Места, чтобы делать все это не теснясь, нам вполне хватало.
К тому времени, когда Алиса была готова, я раскрыл, в чем заключается фокус с этими сумками. Какая бы сила ни прилагалась, их невозможно было оторвать от бортов, я, по крайней мере, не смог. Нельзя было даже сместить их вдоль борта, но как только ты слегка начинал их вращать против часовой стрелки, они снимались без всяких усилий. Вращая по часовой стрелке, можно было прикрепить их назад. Все это выглядело очень странно, но я сказал себе, что раз уж эти ребята сумели создать антигравитационное поле, им ничего
Случилось мне задуматься и над тем, являются ли "эти ребята" землянами. Пилот-то выглядел вполне по-человечески, а вот все эти усовершенствования - нет, не по моим, во всяком случае, представлениям о человеческих достижениях в Век Мертвецов. В любом случае я должен был признать, что мое ласкательное определение "культурные извращенцы" никак не подходит к представителям культуры, способной создавать подобные вещи. Не то чтобы я очень охотно делал это признание. Трудно признавать, что существуют исключения из привычно осточертевшего порядка вещей.
Восторг, который я испытывал, снимая со стен и открывая эти рождественские подарки, спас меня от дальнейших размышлений в этом или в других направлениях
Я сразу сорвал изрядный куш. В первой же сумке обнаружились компас, химическая карманная зажигалка, нож с пилообразной задней кромкой, сумевший поколебать мою привязанность к Матушке, противопылевая маска, представлявшая собой сложный прибор с водным фильтром, и еще несколько предметов, которые превращали все это в роскошный набор для выживания в Мертвых землях.
В наборе были еще защитные очки, в которых я никак не мог разобраться, пока не надел и не поглядел сквозь них на ландшафт из обзорного иллюминатора. Ближайший пылевой нанос, который, как я знал, был радиоактивным, светился зеленым, как полуразложившийся труп, цветом в чуть затемненных линзах очков. Ух ты! Да в эти очки вмонтирован счетчик Гейгера, действующий с дистанции в милю, и я сам с собой побился об заклад, что очки работают и ночью. Я тут же засунул их себе в карман.
Мы нашли целые пучки электронных элементов - я думаю, что это были именно они, катушки магнитной ленты, которую оказалось не на чем проигрывать, бобины очень узкой кинопленки с такими маленькими кадрами, что без увеличения нельзя было ничего различить, около трех тысяч сигарет в запечатанных прозрачных пачках по двадцать штук - мы тут же закурили, использовав мою новую зажигалку, книгу с картинками, которые для нас не имели ни малейшего смысла, так как изображали то ли фрагменты паутины, то ли звездные поля - окончательно решить мы так и не смогли, а подписей, чтобы помочь, не оказалось, тонкую книгу рисовой бумаги со страницами, заполненными чем-то вроде китайских иероглифов - вот это уж действительно головоломка, толстую книгу, в которой не было ничего, кроме колонок с цифрами, одни только нули да единицы, и ничего помимо них, несколько крохотных резцов, наконец, губную гармошку. Папаша, который делал вид, что только помогает нам в нашей охоте, сей последний предмет тут же присвоил - именно этого от него и следовало ожидать, сказал я себе. Теперь, того и гляди, в самый неподходящий момент зазвучит "Индюк в соломе".
Алиса нашла целую сумку чего-то, что, по-видимому, было женскими вещами, судя по кружевам, которыми одежда была украшена. Она сразу же отложила в сторону несколько плотно набитых пакетов, какие-то женские причиндалы и прочие ажурные предметы, но не взяла ничего из одежды. Я заметил, как она прикидывала на себя что-то вроде прозрачной женской сорочки, когда думала, что мы на нее не смотрим. Но эта сорочка предназначалась для девицы размеров на шесть побольше.
И еще мы нашли еду. Жестянка с едой, которая подогревалась, пока ты отворачивал крышку, хотя наружная поверхность оставалась холодной наощупь. Банки с мясом, с отбивными котлетами - все без костей, - с супом-пюре, с горошком, морковью и жареным картофелем. На них совершенно не было этикеток, но о содержимом, как правило, можно было догадаться по форме самих банок. Яйца, которые начинали подогреваться, когда к ним прикасались, а к тому времени, как снимаешь с них скорлупу, успевали свариться всмятку. И маленькие пластиковые бутылочки с крепким кофе, который тоже радушно подогревался, правда, в этом случае нужно было помедлить секунд пять, пока откручиваешь крышку.
По этому случаю, как вы в состоянии себе представить, мы на время оставили в покое остальные тюки и закатили себе грандиозное пиршество. На вкус еда оказалась еще лучше, чем с виду. Мне стоило большого труда не проглотить все в один присест.
Потом, вливая в себя вторую бутылочку кофе, я случайно выглянул из иллюминатора и наткнулся взглядом на труп Пилота и на темную лужу под ним, и кофе стало на вкус, ну не то что плохим, а тошнотворным. Не думаю, что это были угрызения совести Обитатели Мертвых земель от них отделываются сразу же, если они у них вообще когда-нибудь были. Одиночки не заботятся о собственной совести - только общество навязывает людям подобное и приводит его в действие. Оскорбленный художественный вкус - вот как я определил бы то, что мне докучало. Но как бы это ни называть, я на минуту почувствовал себя вшиво.
В тот момент Алиса сделала странную вещь с остатком своего кофе. Она вылила его на какую-то тряпицу и вытерла ею лицо. Думаю, она в чем-то увидела свое отражение с полосами крови на лице. После этого она уже тоже не ела. А Папаша жевал как ни в чем не бывало - с видом тонкого знатока и гурмана.
Чтобы заняться чем-то, я начал осматривать приборную доску и тут же снова пришел в восторг. Мое внимание приковали два экрана. Чуть затемненные, на них вырисовывались две карты, одна - Северной Америки, а другая - мира. Первая очень напоминала ту, которую я вообразил себе раньше: тусклыми цветами на ней обозначались маленькие "цивилизованные" области, включая одну в восточной Канаде и еще одну в верхнем Мичигане, являвшиеся, видимо, "странами", о которых я ничего не знал, а Мертвые земли действительно были темными, как раз такими, какими я их себе и представлял!
Южнее озера Мичиган находилась ярко-зеленая светящаяся точка - должно быть, наше местонахождение, я так решил. И по какой-то причине цветные участки на карте, представлявшие Лос-Аламос и Атлантик Хайлэндс, светились ярче, чем остальные, - они активно флюоресцировали. Лос-Аламос был голубого цвета, а Атла-Хай - фиолетового. Лос-Аламос занимал на карте куда большую территорию, чем я ожидал. Саванна Фортрес тоже оказалась гораздо обширней, чем я предполагал, и простирала свои щупальца на запад и на северо-восток вдоль побережья, хотя обозначавший ее красный цвет мерцал не так ярко. Зато расширение площади попахивало империализмом.
На экране с картой мира тоже имелись неярко окрашенные участки, но в тот момент меня больше привлекал первый экран.
Армии кнопок подступали прямо к нижнему краю экранов, и мне в голову сразу же закралось безумное предположение, что кнопки как-то связаны с отметками на карте. "Нажми на кнопку, соответствующую определенной точке на карте, и самолет отправится туда! А почему бы нет? Вокруг одной из кнопок, казалось, мерцал даже (или у меня уж совсем скверно с глазами) неяркий фиолетовый нимб, словно говоря "Нажми меня, и мы отправимся в Атлантик Хайлэндс".
Безумное, как я уже сказал, предположение, и никакой разумной возможности разобраться с навигационной системой моего самолета, исходя из тех критериев, которые я мог себе представить. Но ведь этот самолет, как я тоже уже говорил, не был сконструирован в соответствии с какими угодно критериями, кроме, разве что, прихоти одного-единственного человека.
В любом случае хоть какое-то предположение о кнопках и экранах у меня уже было. Но оно больше раздражало, чем помогало, так как единственной кнопкой, хотя бы чем-то отмеченной, оставалась та (отличимая по цвету), которая соответствовала Атлантик Хайлэндс, а я определенно не горел желанием туда отправиться. Как и Аламос, Атла-Хай имел репутацию места таинственного и опасного. Не такого откровенно угрожающего и смертоносного для аборигенов Мертвых земель, как Уолла-Уолла или Портер, но все равно бродяги, слишком близко отклонившиеся к Атла-Хаю, обычно никогда уже не возвращались Нельзя было ожидать, что снова увидишь двоих бродяг из трех, отправившихся в путь ночью, но на подступах к упомянутым местам исчезали трое из трех, а это уже было против всякой статистики.