Ночи безумные. Русская любовная лирика XIX века

Пушкин Александр Сергеевич

K ^***

Мой друг, в тебе пойму я много, Чего другие не поймут, За что тебя так судит строго Неугомонный мира суд… Передо мною из-за дали Минувших лет черты твои В часы суда, в часы печали Встают в сиянии любви, И так небрежно, так случайно Спадают локоны с чела На грудь, трепещущую тайно Предчувствием добра и зла… И в робкой деве влагой томной Мечта жены блестит в очах, И о любви вопрос нескромный Стыдливо стынет на устах…

* * *

Я ее не люблю, не люблю… Это – сила привычки случайной! Но зачем же с тревогою тайной На нее я смотрю, ее речи ловлю? Что мне в них, в простодушных речах Тихой девочки с женской улыбкой? Что в задумчиво-робко смотрящих очах Этой тени воздушной и гибкой? Отчего же – и сам не пойму — Мне при ней как-то сладко и больно, Отчего трепещу я невольно, Если руку ее на прощанье пожму? Отчего на прозрачный румянец ланит Я порою

гляжу с непонятною злостью И боюсь за воздушную гостью, Что, как призрак, она улетит. И спешу насмотреться, и жадно ловлю Мелодически-милые, детские речи; Отчего я боюся и жду с нею встречи?.. Ведь ее не люблю я, клянусь, не люблю.

* * *

О, говори хоть ты со мной, Подруга семиструнная! Душа полна такой тоской, А ночь такая лунная! Вон там звезда одна горит Так ярко и мучительно, Лучами сердце шевелит, Дразня его язвительно. Чего от сердца нужно ей? Ведь знает без того она, Что к ней тоскою долгих дней Вся жизнь моя прикована… И сердце ведает мое, Отравою облитое, Что я впивал в себя ее Дыханье ядовитое… Я от зари и до зари Тоскую, мучусь, сетую… Допой же мне – договори Ты песню недопетую. Договори сестры твоей Все недомолвки странные… Смотри: звезда горит ярчей… О, пой, моя желанная! И до зари готов с тобой Вести беседу эту я… Договори лишь мне, допой Ты песню недопетую! 1857

Цыганская венгерка

Две гитары, зазвенев, Жалобно заныли… С детства памятный напев, Старый друг мой – ты ли? Как тебя мне не узнать? На тебе лежит печать Буйного похмелья, Горького веселья! Это ты, загул лихой, Ты – слиянье грусти злой С сладострастьем баядерки — Ты, мотив венгерки! Квинты резко дребезжат, Сыплют дробью звуки… Звуки ноют и визжат, Словно стоны муки. Что за горе? Плюнь, да пей! Ты завей его, завей Веревочкой горе! Топи тоску в море! Вот проходка по басам С удалью небрежной, А за нею – звон и гам Буйный и мятежный. Перебор… и квинта вновь Ноет-завывает; Приливает к сердцу кровь, Голова пылает. Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка, С голубыми ты глазами, моя душечка! Замолчи, не занывай, Лопни, квинта злая! Ты про них не поминай… Без тебя их знаю! В них хоть раз бы поглядеть Прямо, ясно, смело… А потом и умереть — Плевое уж дело. Как и вправду не любить? Это не годится! Но что сил хватает жить — Надо подивиться! Соберись и умирать, Не придет проститься! Станут люди толковать: Это не годится! Отчего б не годилось, Говоря примерно? Значит, просто все хоть брось… Оченно уж скверно! Доля ж, доля ты моя, Ты лихая доля! Уж тебя сломил бы я, Кабы только воля! Уж была б она моя, Крепко бы любила… Да лютая та змея, Доля, – жизнь сгубила. По рукам и по ногам Спутала-связала, По бессонныим ночам Сердце иссосала! Как болит, то ли болит, Болит сердце – ноет… Вот что квинта говорит, Что басок так воет. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Шумно скачут сверху вниз Звуки врассыпную, Зазвенели, заплелись В пляску круговую. Словно табор целый здесь, С визгом, свистом, криком Заходил с восторгом весь В упоеньи диком. Звуки шепотом журчат Сладострастной речи… Обнаженные дрожат Груди, руки, плечи. Звуки все напоены Негою лобзаний. Звуки воплями полны Страстных содроганий… Басан, басан, басана, Басаната, басаната, Ты другому отдана Без возврата, без возврата… Что за дело? ты моя! Разве любит он, как я? Нет – уж это дудки! Доля злая ты моя, Глупы эти шутки! Нам с тобой, моя душа, Жизнью жить одною, Жизнь вдвоем так хороша, Порознь – горе злое! Эх ты, жизнь, моя жизнь… К сердцу сердцем прижмись! На тебе греха не будет, А меня пусть люди судят, Меня Бог простит… Что же ноешь ты, мое Ретиво сердечко? Я увидел у нее На руке колечко!.. Басан, басан, басана, Басаната, басаната! Ты другому отдана Без возврата, без возврата! Эх-ма, ты завей Веревочкой горе… Загуляй да запей, Топи тоску в море! Вновь унылый перебор, Звуки плачут снова… Для чего немой укор? Вымолви хоть слово! Я у ног твоих – смотри — С смертною тоскою, Говори же, говори, Сжалься надо мною! Неужель я виноват Тем, что из-за взгляда Твоего – я был бы рад Вынесть муки ада? Что тебя сгубил бы я, И себя с тобою… Лишь бы ты была моя, Навсегда со мною. Лишь не знать бы только нам Никогда, ни здесь, ни там, Расставанья муки… Слышишь… вновь бесовский гам,

Вновь стремятся звуки… В безобразнейший хаос Вопля и стенанья Все мучительно слилось. Это – миг прощанья. Уходи же, уходи, Светлое виденье!.. У меня огонь в груди И в крови волненье. Милый друг, прости-прощай, Прощай – будь здорова! Занывай же, занывай, Злая квинта, снова! Как от муки завизжи, Как дитя – от боли, Всею скорбью дребезжи Распроклятой доли! Пусть больнее и больней Занывают звуки, Чтобы сердце поскорей Лопнуло от муки! 1857

* * *

Твои движенья гибкие, Твои кошачьи ласки, То гневом, то улыбкою Сверкающие глазки… То лень в тебе небрежная, То – прыг! поди лови! И дышит речь мятежная Всей жаждою любви. Тревожная загадочность И ледяная чинность, То страсти лихорадочность, То детская невинность, То мягкий и ласкающий Взгляд бархатных очей, То холод ужасающий Язвительных речей. Любить тебя – мучение, А не любить – так вдвое… Капризное творение, Я полон весь тобою. Мятежная и странная — Морская ты волна, Но ты, моя желанная, Ты киской создана. И пусть под нежной лапкою Кошачьи когти скрыты — А все ж тебя в охапку я Схватил бы, хоть пищи ты… Что хочешь, делай ты со мной, Царапай лапкой больно, У ног твоих я твой, я твой — Ты киска – и довольно. Готов я все мучения Терпеть, как в стары годы, От гибкого творения Из кошачьей породы. Пусть вечно когти разгляжу, Лишь подойду я близко. Я по тебе с ума схожу, Прелестный друг мой – киска!

Алексей Николаевич Апухтин

1840–1893

* * *

Еду я ночью. Темно и угрюмо Стелется поле кругом. Скучно! Дремлю я. Тяжелые думы Кроются в сердце моем. Вижу я чудные очи… Тоскою Очи исполнены те, Ласково манят куда-то с собою, Ярко горят в темноте. Но на приветливый зов не спешу я… Мысль меня злая гнетет: Вот я приеду; на небе, ликуя, Красное солнце взойдет, А незакатные чудные очи, Полные сил и огня, Станут тускнеть… И суровее ночи Будут они для меня. Сердце опять мне взволнуют страданья, Трепет, смущение, страх; Тихое слово любви и признанья С воплем замрет на устах. И, безотрадно чуя несчастье, Поздно пойму я тогда, Что не подметить мне искры участья В этих очах никогда, Что не напрасно ль в ночи безрассветной Ехал я… в снах золотых, Жаждал их взора, улыбки приветной, Молча любуясь на них? 7 августа 1856 Павлодар

Первая любовь

О, помнишь ли, давно – еще детьми мы были — На шумном вечере мы встретились с тобой. Но этот шум и блеск нас нехотя томили, Мы вышли на балкон. Мы мало говорили, Нас ночь объяла вдруг отрадной тишиной. Сквозь стекла виделось нам бледных свеч мерцанье, Из комнат слышался нестройный гул речей, А в небе виделось горячих звезд сверканье, Из сада слышалось деревьев колыханье, Над ближней рощей пел влюбленный соловей. Я на тебя смотрел. Я чувство молодое Любовию тогда назвать еще не смел… Но я взволнован был в торжественном покое, Но я дышавшее безмолвие ночное Прервать ни голосом, ни вздохом не хотел. Чему-то тайному разгадки неизбежной Я с первым звуком ждал… Мгновение прошло. И вдруг я зарыдал, проникнут грустью нежной, А в глубине души светло и безмятежно Такое полное веселие цвело. 8 июля 1857 Старое

Расчет

Я так тебя любил, как ты любить не можешь: Безумно, пламенно… с рыданием немым. Потухла страсть моя, недуг неизлечим — Ему забвеньем не поможешь! Все кончено… Иной я отдаюсь судьбе, С ней я могу идти бесстрастно до могилы; Ей весь избыток чувств, ей весь остаток силы, Одно проклятие – тебе. 6 июня 1858

* * *

Гремела музыка, горели ярко свечи, Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал. Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи, Так ласков голос был, так нежны были речи, Но я в смущении не верил и молчал. В тяжелый горький час последнего прощанья С улыбкой на лице я пред тобой стоял, Рвалася грудь моя от боли и страданья, Печальна и бледна, ты жаждала признанья… Но я в волнении томился и молчал. Я ехал. Путь лежал передо мной широко… Я думал о тебе, я все припоминал, О, тут я понял все, я полюбил глубоко, Я говорить хотел, но ты была далёко, Но ветер выл кругом… я плакал и молчал. 22 июля 1858

* * *

Волшебные слова любви и упоенья Я слышал наконец из милых уст твоих, Но в странной робости последнего сомненья Твой голос ласковый затих. Давно, когда, в цветах синея и блистая, Неслася над землей счастливая весна, Я помню, видел раз, как глыба снеговая На солнце таяла одна. Одна… кругом и жизнь, и говор, и движенье… Но солнце все горит, звучней бегут ручьи… И в полдень снега нет, и радость обновленья До утра пели соловьи. О, дай же доступ мне, моей любви мятежной, О, сбрось последний снег, растай, растай скорей… И я тогда зальюсь такою песней нежной, Какой не ведал соловей! 5 февраля 1859