Ночи и рассветы
Шрифт:
Вдали загрохотали пушки. Старуха приостановилась. Космас оглянулся и неожиданно для себя прямо над кровлей дома увидел вершину скалы. Громадный каменный зуб. Он словно ожил и надвигался на них, но замер, едва Космас повернул голову.
Снова ударили пушки. Старуха взяла лампу в левую руку и перекрестилась.
— Господи! Земля дрожит!
— Чепуха! — возразил дед. — Не провалится. Он взял у старухи лампу и двинулся вперед.
Сквозь сон Космас почувствовал, что в комнатке кто-то есть. Он открыл глаза. Возле
— Хорошо ли спится? — спросила она весело и чуть насмешливо. — Кто тебя разбудил — я или холод?
Космас протер глаза и окончательно проснулся.
— Подожди, сейчас надену ботинки…
— Зачем? Спи, пожалуйста! Я устроюсь…
Элефтерия подбросила в огонь веток, проворно постелила на полу все, что могло служить постелью, сверху положила свою шинель. «Нет, — подумал Космас, — надо уступить ей кровать!» Он встал и натянул ботинки.
— Давай поменяемся! На полу буду спать я!
— Ладно! Шинель оставь у себя. Когда огонь погаснет, будет холодно. Ты давно в горах?
— Всего несколько дней.
— Из каких мест?
— Из Афин.
— Что там нового? Как дела в университете?
— Ты, наверно, студентка?
— Педфака, ушла с последнего курса. Я уже год, как в горах.
— Из Афин?
— Из Гепати!
— Как тебя зовут, я знаю, мне сказали. А меня зовут Космас.
— Он, да ты не муж ли Янны?
— Ты ее знаешь?
— Еще бы! Вместе работали, вместе жили. В этой самой комнатке… Секретничали по ночам: Янна о тебе…
— А ты? — спросил Космас и приготовил еще один вопрос: что они говорили о нем, о Космасе?
— Моего жениха расстреляли в августе в Салониках. Вместе с братом…
Несколько минут в комнатке стояло молчание.
— Ложись спать! — сказала Элефтерия. — Представляю себе, как ты устал!
— Да, да, спокойной ночи!
— Ночь-то уж прошла! Утро на дворе. Так что с добрым утром!
Сквозь щели в двери заглядывало утро.
III
Он распахнул дверь и вышел умыться снегом. Белая земля слепила, отражая, словно в гигантском зеркале, блеск чистого голубого неба. Над деревней вились сизоватые дымки из труб. Легким медным облаком висела над домом деда Александриса вершина Астраса. Казалось, дунешь — и невесомое облачко оторвется от крыши и улетит, как пушинка одуванчика. Неужели эта самая вершина совсем недавно смотрела на него так грозно и устрашающе?
— С добрым утром, молодец! — В соседней двери показалась белая борода деда Александриса. — Как спалось? Сказать старухе, чтоб приготовила тебе поесть?
— Нет, спасибо! — отказался Космас.
Накануне его зачислили в комендантскую роту и поставили на довольствие. Однако мог ли он предполагать, что на этот раз его ждет нечто большее, чем завтрак на партизанской кухне.
Спускаясь к казарме, он услышал странный окрик:
— Эй, Космас! Ходи! Ходи!
Из окна английской миссии махал рукой Антони.
— Садись! — усадил он Космаса. — Сначала перекусим, а
Квейль был рад столь скорой встрече с Космасом.
— Майор Антони уже рассказал мне, что миссия приобрела нового и очень хорошего переводчика. Он весьма лестно отозвался о вас. Но где ему знать, что мы уже знакомы! И мог ли он догадаться о вашей истории со Стивенсом!
— Вы уверены, что это был Стивене? — спросил Космас.
— Это не трудно установить, — отозвался помощник Антони, капитан Пирс.
— Может быть, он тоже в Греции?
— Нет! Стивене сейчас не в Греции, — сказал Антони. — Но когда-нибудь он непременно приедет, и вы увидитесь. Я уверен, что это он. Помнится, он рассказывал мне что-то подобное…
Стол уже накрыли. Теперь Космас своими глазами убедился, каким богатым оазисом была английская миссия на фоне голодающей армии и бедствующего крестьянства. Даже связной, рассказывавший Космасу о цыплятах, шоколаде и прочих яствах, не сумел бы вообразить тот стол, за который садился сейчас Космас. Сначала подали салаты и закуски. Потом куриный бульон с яйцом. Забытые или даже совсем неизведанные блюда.
Прислуживали за столом итальянец и гречанка по имени Паола.
От еды и вина красное лицо Квейля стало багровым, а светлые брови совсем белесыми. Антони пропускал рюмку за рюмкой и с каждым разом заметно веселел. И только капитан Пирс едва пригубил свой бокал. Его серые холодные глаза смотрели по-прежнему пристально и отчужденно. Пришла уже очередь жаркого, когда в столовой появился еще один офицер — лейтенант Уоррен. Он представился как студент-юрист, подсел к столу, но почти ничего не ел и совсем не притронулся к вину.
— Мне кажется, — обратился к Антони Квейль, — что Космас относится теперь к миссии и, как все переводчики, должен жить у нас.
— Разумеется! Что скажете, Космас? У нас вам будет неплохо!
— О, нисколько не сомневаюсь! Но я предпочел бы остаться в действующей части.
Лейтенант Уоррен понимающе улыбнулся.
— Ваше желание можно только приветствовать. Давно вы в горах?
— Всего несколько дней.
— Оно и чувствуется, — вставил Квейль. — Иначе не рвались бы в бой. Знаете, что творится сейчас на передовой?
— Нужно же кому-нибудь воевать! — снова улыбнулся Уоррен.
Квейль не ответил. Паола, бесшумная, гибкая, предупредительная, принесла сладкое, а потом кофе. Антони глянул на часы.
— Пора идти!
Вместе с Антони и Квейлем Космас встал из-за стола. Прощаясь, Уоррен дружески пожал ему руку.
— Я очень рад нашей встрече!
— Раз уж вы к нам заглянули, — сказал Спирос Квейлю, — я хотел бы вернуться к нашему недавнему разговору на дороге. Обстановка осложняется, но все можно поправить, если союзники сдержат свои обещания. Вот эти телеграммы, — Спирос поднял со стола толстую пачку бланков, — мы получили из наших частей за один только день. Мало того — нам ежеминутно звонят, требуют оружия, боеприпасов… Что мы им пошлем?