Ночи и рассветы
Шрифт:
«Значит, Уоррен промолчал, — подумал Космас. — Они до сих пор ничего не знали».
— Переведи ему несколько показаний! — попросил Спирос.
Англичанин выслушал Космаса и явно расстроился.
— Не может быть, чтобы все они были преступниками! Как вы собираетесь с ними поступить?
— Отдадим их под суд, — ответил Спирос. — Вы можете встретиться с ними, они тут у нас недалеко…
— Да, мы к этому еще вернемся…
Эту фразу Квейль произнес почти механически. Он прибегал к ней всегда, когда беседа не давала ему желательных результатов.
Квейль ушел, обещав выяснить этот вопрос.
— Здорово мы огорчили сегодня Квейля, — засмеялся Космас. — Чего-чего, но этого я от него не ожидал. Заступаться за своих же врагов!
— Не забывай о законе сообщающихся сосудов.
VII
Четыре ночи подряд они жгли костры. Англичане нашли подходящую площадку и координаты сообщили в Каир. Антони так и сиял от радости. Впервые за восемь месяцев его пребывания в дивизии из Каира должны были прислать оружие. Он явился в штаб, чтобы лично возвестить об этом.
— Браво! Браво! — поздравил его генерал. — Вы сдержали свое слово. Лучше поздно, чем никогда.
Оружие прибывало в самый критический момент, когда командование дивизии со дня на день собиралось объявить об отступлении. Дивизия должна была оставить эту область и отойти в Северную Грецию. Предполагалось, что там она соединится с основными силами ЭЛАС. Помощь со стороны англичан могла изменить все планы.
Целый день партизаны и крестьяне собирали хворост.
— Поджарим мы нынче Гитлеру пятки! — крикнул Космасу комендант дед Александрис. — Только бы не обвели нас вокруг пальца эти прощелыги!
В одиннадцать вечера Антони приказал разжечь костры, и через несколько минут ночной мрак прорезали длинные языки пламени. Партизаны взялись за руки и с песней пошли вокруг костров. Издалека послышался гул самолетов. Все насторожились. Иногда по ночам над свободными областями появлялись немецкие самолеты, и вместо парашютов с оружием на партизан, разжигавших костры, обрушивался пулеметный огонь.
Небо было густо-черным, как деготь; казалось, звезды утонули в его пучине. Однако не прошло и минуты, как партизаны определили, что самолеты английские.
— Да, да, наши! — согласились и англичане. — Скажи им, Космас, чтоб подбавили огня.
Все бросились к кострам — и партизаны, и англичане. Они кидали в огонь сухие ветви, пламя взметалось все выше и выше. Радость и тревога сменяли друг друга. Глядя на потные, взволнованные лица людей, то выплывавшие из темноты, то вновь исчезавшие. Космас вдруг подумал, что с таким же, наверно, нетерпением и ожесточением боролись за свою жизнь моряки, выброшенные на необитаемый остров. Так же лихорадочно разжигали они на берегу костры, чтобы подать сигнал далеким кораблям.
Рокот
На вторую ночь самолеты совсем не появились. На третью ночь в тот же примерно час послышался знакомый гул, но, как и в первый раз, самолеты пролетели мимо.
— Если они и сегодня нас надуют, — сказал дед Александрис, — я поймаю этого Антониса и сварю его, как рака.
Англичане тоже были расстроены, и больше всех Уоррен. Он каждую ночь приходил на площадку и оставался до самого утра.
— Скажи откровенно, — спросил его Космас, — сбросят нам оружие или это все одни только разговоры?
— Нет! — решительно ответил Уоррен. — Должны сбросить. Но эти летчики… — И Уоррен обругал летчиков, которые не могли разглядеть такое зарево.
Оружие сбросили на четвертую ночь. Рокот самолетов послышался вдруг над самой головой. Самолеты пролетели очень низко и тотчас вернулись. Они долго кружили над кострами.
— Бросают! Бросают! — закричали партизаны и рассыпались по склону в поисках ящиков.
Нашли они их только на рассвете — десяток ящиков разной величины, обернутых брезентом и крепко перевязанных проволокой. Ящики были тяжелые, и вскрыли их на месте. В самых крупных были итальянские минометы. С благоговейной осторожностью партизаны раскладывали оружие на брезенте. Помощник Антони, капитан Пирс, составлял опись. В полдень для сборки минометов на Астрас приехали двое офицеров-артиллеристов. Старший из них, капитан Герасиматос, осмотрел части минометов и пошел честить всех святых, начиная со святого Герасима.
— Что-нибудь не так? — спросил Космас.
— А ну-ка, узнай у него, — Герасиматос глазами указал на Пирса, — может, еще есть ящики, может, вы не все нашли?
— Нет! — ответил Пирс, — Все, что сбросили, здесь, А почему он спрашивает?
— Почему… почему! — пробормотал Герасиматос и снова выругался. — Потому, что ствола четыре, а лафета только два. На что мы их будем ставить — на руку, что ли? А где ножки? Ножек не видали?
Ножек не было совсем. Снаряды предназначались не для итальянских, а для английских минометов.
— На кой черт они швырнули нам этот хлам? — недоумевал второй артиллерист — Афанасиу. — Итальянские мины они, наверно, сбросят куда-нибудь с английскими минометами, а мы так и останемся со стволами и с фигой… Что еще они там сбросили?
Кроме минометов сбросили три ящика с лентами для «бремов», тюки с одеждой и ботинками. Ботинки были крепкие, всех размеров, но только на правую ногу.
— Левые ноги англичанам не по душе, — съязвил Герасиматос. — На левые ноги мы не имеем права! Но мы, греки, упрямые, от ног своих не отказываемся — вот они и проучили нас: походите, дескать, в одном ботинке.