Ночи и рассветы
Шрифт:
Майор Квейль сокрушенно покачал головой и кисло улыбнулся.
— Вот уж не думал, что поручение, с которым я приехал, окажется таким сложным. Меня уполномочили не дать, а взять у вас оружие…
Спирос терпеливо ждал, пока Квейль выскажется до конца. Зато генерал вспыхнул:
— Спроси-ка, что он хочет сказать?
— В районе Лукавицы ЭЛАС разоружил отряд майора Андреаса Вардиса. ЭДЕС протестует против этих незаконных действий и просит союзников принять на себя роль арбитра. Ознакомившись с обстоятельствами дела и посоветовавшись
— А каково ваше мнение? — спросил Спирос. — Вы, как непосредственный свидетель, можете быть весьма компетентным судьей. Кто разогнал части ЭДЕС? Конечно, не ЭЛАС! Они сами разбежались после первой же атаки немцев.
— Вернее, имело место и то, и другое, — усмехнулся Квейль, — Вы не можете отрицать, что разоружали их…
— Многие офицеры и солдаты ЭДЕС сами сдавали оружие. Они разбегались по домам, и мы пропустили их через свою территорию, хотя имели полное право судить за дезертирство. Тех, кто пожелал воевать вместе с нами, мы приняли. Они находятся в действующих частях.
— Вот о них-то как раз и речь! Они должны снова вернуться в ЭДЕС. Командование ЭДЕС поручило майору Вардису собрать их и встать во главе нового соединения.
— Если бы майор Вардис захотел вернуться в ЭДЕС, препятствовать ему никто не стал бы. Но он решил остаться. Майор убежден, что его место в ЭЛАС.
— Я с ним согласен, — заметил Антони. — В создавшейся обстановке его выбор был, безусловно, правильным.
— И все же, — сухо сказал Квейль, — я обязан разобраться в этом лично. Прошу вас, пригласите Вардиса в английскую миссию.
— Хорошо, — кивнул головой генерал, — сегодня же свяжусь с Вардисом и попрошу его в ближайшие дни заехать на Астрас.
Англичане поднялись. Прощаясь, Антони заверил генерала, что засыплет Каир телеграммами и в конце концов оружие пришлют. «Для меня это уже вопрос чести», — сказал Антони, и на генерала эти слова произвели хорошее впечатление.
— Я, кажется, начинаю верить, что этот Антони порядочный человек.
В слово «порядочный» генерал вкладывал очень большой смысл. Гораздо больший, чем принято. Оно вмещало в себя все достоинства, которыми должен обладать хороший боевой друг, и прежде всего прямоту и бескорыстность.
— Откуда я знаю! — откликнулся Спирос. — После истории с Томпсоном я решил не делать поспешных выводов.
— Нашел с кем сравнить! — фыркнул генерал.
— Кто такой Томпсон? — поинтересовался Космас.
— Предшественник Антони. Пробыл у нас в дивизии несколько месяцев. Не знаю, что думал о нем Спирос, а я, честно говоря, считал его лучшим своим другом. И все было хорошо, пока в один прекрасный день к нам не попала его зашифрованная телеграмма. Расшифровали мы ее и узнали, что вместо оружия Томпсон запрашивал взвод парашютистов. Просил, чтобы выбрали ночь потемнее и чтоб десантники имели при себе ножи.
— Зачем?
— Чтобы перерезать нас, как
— Ну, а чем это кончилось?
— Мы заявили протест. Томпсона отозвали в Каир. У нас он был капитаном, а там стал майором.
Развязка истории была неожиданной, и генерал закончил ее басовитым хохотком. Вместе с ним смеялся и Спирос.
— Ничего удивительного, если наш Антони скоро станет подполковником!
— Ну, нет! Антони из другого теста. Он выглядит порядочным человеком.
По правде говоря, Космасу тоже понравился Антони, во всяком случае, больше, чем Квейль.
— Вы правы, — согласился Спирос, — разница между ними есть. Но боюсь, что эта разница — в тактике…
Из соседней комнаты его позвали к телефону. Едва Спирос вышел, дверь снова отворилась и на пороге появилась белокурая стройная девушка в партизанской форме. Она приложила руку к пилотке и поздоровалась с генералом.
— О, добро пожаловать, Элефтерия! — обрадовался генерал. — Иди-ка сюда, Космас, я познакомлю тебя с самой славной девушкой нашей дивизии!
— Да мы уже знакомы! — улыбнулся Космас. — Вместе ночевали!
Он обернулся к генералу и встретился с его удивленным, строгим взглядом.
IV
На большом камне у входа в казарму сидел и грелся на солнышке Керавнос. Он чистил револьвер.
— Привет афинянину! Куда ты запропастился? С самого утра о тебе спрашиваю: не видали, не слыхали? Начал уже опасаться, не зацепила ли тебя какая шальная пуля. Жаль, думаю, хороший револьвер пропадет.
— Когда же вы пришли? Ночью?
— Ночью. Вздремнули часок и снова уходим. Будь здоров!
— Куда?
— До шоссе…
— Я тоже с вами!
— Отпросишься — возьму.
— Отпрошусь! Когда выходим?
— Часа через два. Если только связной не задержит…
Связной Керавноса пропал еще с ночи. Ему поручили конвоировать пленных немцев, и, по всем расчетам, в деревню они должны были явиться к утру…
— Иди себе с богом, — благословил Космаса генерал. — Скажем Антони, что ты уехал, и приостановим на денек-другой эту говорильню. Вернешься — тогда все сразу и обсудим…
На пути в казарму Космас встретился с Уорреном. Уоррен был верхом на лошади. Космас плохо разбирался в лошадях, но этой лошадью нельзя было не залюбоваться. Темно-рыжая, с белой звездой на лбу и белыми чулочками над каждым копытом, с густой гривой и гладкой, холеной шерстью. Сытая, породистая, как и всадник. Странно, неуместно выглядели они на фоне дикого горного пейзажа и убогой деревушки, куда забросила их судьба. Гордо подняв голову, раздувая ноздри, лошадь нервно перебирала ногами — того и гляди сорвется со скалы и стремительной стрелой пронесется над равниной. Уоррен, напротив, был спокоен и приветлив, как юный дьякон.