Ночлежка "У Крокодила"
Шрифт:
Настя шмыгнула носом.
— Чего делать-то? — спросила она.
— Школу сперва закончи, — вздохнула я и посмотрела на ее сигарету. Когда-то и я курила, только Саша этого не одобрял, и я бросила, а теперь вдруг снова потянуло.
Настя, заметив мой взгляд, подсунула мне пачку и дала прикурить, потом сказала:
— Фиг с ней, со школой, восемь классов есть, девятый закончу, в ПТУ возьмут.
— А вы с Федей… гм… — я затянулась и закашлялась с отвычки.
— Нет, не трахались, — непосредственно ответила она. — Я хотела, но он перепугался насмерть,
— Настя, ведь у Феди и отец инвалид, как я поняла…
— Да ну, фигня, — отмахнулась Настя, — дядь Гриша мировой мужик. Слепой, да, так… различает чего-то, и только. Но я его помню еще обычным, он кораблики делал клевые, петарды, горку и качелики во дворе ремонтировал… Блин, ну почему хорошие люди вечно в дерьме оказываются, а?
Я промолчала. Говорить о жизни с девчонкой моложе меня в полтора раза было странно.
— Поможешь готовить? — спросила я, чтобы не молчать и не развивать эту тему.
— Давай! — Настя затушила окурок в блюдце. — Только ты говори, что делать, а то я только пельмени с сосисками варить умею…
Пока мы резали овощи, она болтала без умолку, видно, давно хотелось выговориться, только кому?
— Ты не бойся, — повторяла Настя, неумело кромсая помидоры, — в округе все знают, что к Генке можно хоть голой прийти. Даже если у него тут бухают, все равно не тронут, иначе он бошки пооткручивает. Сядет уже за убийство, но…
— Я поняла, — сказала я. — Настя, гляди, как быстренько зажарку сделать.
— Ага… — Она почесала курносый нос. — Короче, сюда все приходят. Ну, Жеку и меня ты уже знаешь. У Димки в двух комнатах шесть человек, причем один — младенец, а другой — парализованная бабка. Лучше уж мой папашка, он не так уж часто надирается, а там проспится и утихнет, может, даже деньжат подкинет, он с бодуна ласковый, особенно если ему за пивком сбегать. А там ор нескончаемый, на них уже соседи жаловались, а что сделаешь? Мелкий пискнет — бабка начинает стонать. Она застонет — мелкий орет, и так по кругу. Ну и другие его братья-сестры вопят. И съехать куда-то не выйдет. Жеке вот общагу обещали в ПТУ, а Димка в институте на очном, фиг ему, там и так желающих полно.
Я молчала.
— Так и кантуемся, — добавила Настя. — Поль, уже солить или как?
— А? Да, пора! Только пробуй, сходу не поймешь, сколько надо.
— Ничё, я научусь. Буду Федьке борщи варить, — хмыкнула она. — Я, знаешь, думаю в ПТУ пойти на повара. Ну или там маляра, где места будут. Всегда же пригодится, а? Я не особо умная, но руки вроде нормально пришиты, научат уж!
— А почему бы и нет? — пожала я плечами.
— Не, круто, конечно, вот как ты, — сказала Настя и уселась на край стола. — С образованием, все дела… Только это долго, мозги нужны и деньги хоть на те же книжки или там комп. Димка вот мается — подработать не может, времени не хватает, да и дохлый он, а учебники дорогие, как… гм… Дорогие, короче, а в сети их нет. Так что я уж лучше в ПТУ. Койку
— А я, знаешь, хотела пойти в педагогический, — сказала я вдруг.
— А че не пошла? Не круто?
— Не потому. Родители отговорили. Платят мало, работы много, нервы нужны железные… — я вздохнула.
— Меня не отговорят, — сказала Настя и помешала суп. — Я решила, что пойду в ПТУ и женюсь на Федьке.
— Замуж выйдешь!
— Да пофиг. На, попробуй, соли хватит или добавить?
Удивительно, но за пару дней в этой странной квартире меня уже не смущала привычка есть из общей кастрюли (потому что тарелок никогда не хватало на всех либо их ленились мыть) и спать вповалку на полу либо на диване (на нем обитали мы с Настей и Димкой — по полу дуло, а мальчишка оказался астматиком и простужаться ему было опасно).
Наверно, именно поэтому на следующий день я вышла прогуляться: мне хорошо думается на ходу, а в квартире я только путалась под ногами, потому как Жека с Димкой затеяли сооружать ширму из говна и палок, как изысканно выразилась Настя. В смысле, из палет, притащенных с ближайшей мусорки (рядом был продуктовый магазин, так что этих деревяшек хватало), и многострадального драного пледа. Я оценила их рыцарство (что и говорить, переодеваться в ванной было очень неудобно, слишком уж тесно!), попросила только не слишком мусорить, и отправилась на улицу.
К маме пока ехать было нельзя: она углядит синяк даже под слоем тонального крема, а уж фиолетово-желтые разводы на руках… Вот я и бродила по округе, пока не дошла до знакомого дома.
— Здравствуйте, — сказала я все тем же старушкам, гревшимся на солнышке. — Можно у вас спросить?..
— Ну спроси, — миролюбиво ответила одна, седая, в кокетливой беретке с брошкой. — Ищешь кого?
— Нет, я по другому поводу… Может, вы в курсе — тут никто комнату не сдает? Только не очень дорого…
— Ты себе ищешь? — спросила вторая, в платке. — Я бы пустила, но там комнатушка с табакерку, а в большой я сама обитаю.
— Нет, не себе, — покачала я головой. — Понимаете… Тут несколько ребят… хороших, правда! Только жить негде совсем, и…
Старушки смотрели на меня в упор, и я сбивчиво объяснила им суть проблемы.
— Ленок, — сказала одна другой, — прямо как мы в бараке, а?
— В избе, милочка, я, в отличие от некоторых, не коренная горожанка, — высокомерно ответила та и засмеялась. Ну и снова обратилась ко мне: — Так чего ты хочешь-то?
— Может, вы сдали бы ту же маленькую комнату Диме? — спросила я. — Он астматик, а дома у него ад. Он может убираться, продукты приносить, чинить что-то. На еду ему хватает, а чтобы комнату снять… только натурой сможет расплатиться.
Старушка в платке посмотрела на подругу.
— Или хотя бы пускали Настю иногда, когда отец у нее напивается. Я заплачу за нее, ей-то неоткуда денег взять, — добавила я. — Не дело же, когда в одной комнате вповалку спят шесть мужиков и девчонка-школьница с ними! Она, кстати, хочет на повара учиться…