Ночной извозчик
Шрифт:
Конечно, дочь Фантомаса обладала бесстрашной душой и в свое время не дрогнула даже в самых опасных, самых зловещих обстоятельствах. Но появиться здесь, испытать позорное обвинение в воровстве — это было для нее невыносимым оскорблением, страшным ударом судьбы!
И несчастная Раймонда, которая сохраняла хладнокровие при чудовищных катастрофах, теперь трепетала, как сотрясаемый ветром листок, при одной лишь мысли о том, какой ужасный час ей предстоит пережить!
О, она дрожала не от страха перед наказанием, каким бы оно ни было, ей было безразлично, каковым будет решение суда. И свобода была ей не нужна — тюрьма ее не пугала! Свобода! На
Что ей, в конце концов, жизнь, честь, доброе имя? Не потеряла ли она всяческую надежду с тех пор, как убедилась — справедливо или ошибочно — в поведении тех, на чью защиту рассчитывала? Ничто теперь на этом свете не могло привлечь ее внимания!
Внезапно Раймонда широко раскрыла глаза и чуть не лишилась чувств. Она увидела среди людей, толпившихся в глубине зала, лицо, чьи знакомые, благородные черты так волновали ее когда-то и из-за которых так билось когда-то ее сердце!
— Фандор! — прошептала она. — Жером Фандор здесь!
Несчастная не хотела его видеть. Она закрыла глаза, чтобы изгнать из памяти лицо этого человека. Но внезапно ей пришлось открыть их. Хорошо знакомый голос, голос Жерома Фандора что-то прошептал ей на ухо!
Журналисту удалось пробиться сквозь толпу и приблизиться к скамье подсудимых! Не думая о том, что могут сказать или подумать, он наклонился к девушке и тихим, взволнованным голосом позвал ее. Но Раймонда вздрогнула и всем своим существом выразила протест. Глазами, полными ненависти, она в упор посмотрела на журналиста.
— Подлый, подлый человек! — молвила она сквозь стиснутые зубы, изменившись в лице. — Я вам так доверяла, а вы меня продали! Я надеялась на вас одного, а вы бросили меня!
Журналист, в свою очередь, побледнел. Он совершенно не понял яростных слов девушки и, рискуя привлечь всеобщее внимание, собрался уже ответить ей, потребовать объяснения. Но внезапно его грубо вытолкали оттуда, где он стоял, и вывели в глубину зала. Это сделал один из солдат муниципальной гвардии, схватив его за плечо.
В это же время на одну из ступенек поднялся судебный исполнитель и громко провозгласил:
— Суд идет, господа!
Все поднялись. Потом председатель суда снял головной убор, и заседание суда началось.
Сперва раздавался только смутный, неразборчивый шум; судебный исполнитель расхаживая взад-вперед среди публики, являясь как бы связующим звеном между залом и членами Суда; затем он подвел нескольких человек к судейскому столу и председатель очень торопливо, с равнодушным видом произнес решение суда, которое он, в заботах об истине и правосудии, откладывал целую неделю. Затем перешли к перечислению предстоящих дел. Наконец, назвали имена обвиняемых, присутствующих в зале суда. И тотчас же судья без приличествующих случаю вступительных слов, обратив вопрошающий взгляд на сгорбленного старика с длинной белой бородой, спросил, что привело его на эту позорную скамью. Это печальное и постыдное дело было рассмотрено чрезвычайно
Стража увела его почти что в обморочном состоянии.
Зал развеселился, когда начался допрос негра, обвиняемого в том, что не хотел платить за комнату в меблирашках под тем предлогом, что однажды ночью, когда он вернулся очень поздно, хозяин его не впустил, утверждая, будто он так пьян, что не сумеет подняться по лестнице. Поскольку негр задал хозяину трепку, он получил две недели тюремного заключения, чем, видимо, остался вполне доволен.
Затем председатель вступил в долгий и нудный спор с болтливой толстухой, торговкой вразнос, которую обвиняли в том, что она отказалась уйти с облюбованного места, как ей велели полицейские, да еще, как водится, обозвала их суками и шлюхами.
После этого наступила очередь Раймонды. Председатель подал знак, и девушка, выпрямившись, поднялась с позорной скамьи, бледная, как смерть. Судебный исполнитель пробежал глазами свои бумаги, заволновался и объявил пронзительным голосом:
— Дело о краже на улице Лоран-Пиша… Соблюдать тишину, господа! Свидетели явились? Господа Руллош, Жермен Дюваль, девица Огюста, госпожа де Бремонваль, бригадир Массон!..
В зале возникла суматоха, свидетели по очереди подходили к судебному исполнителю, и он, отметив их отсылал прочь. Г-жа де Бремонваль не явилась. Председатель суда с иронической усмешкой передал своим помощникам надушенную записочку, в которой эта знатная дама, под предлогом внезапной болезни, сообщала о невозможности присутствовать на заседании суда.
Меж тем Фандор, смешавшись с толпой, дал волю своему удивлению. Он подтолкнул локтем Жюва, стоящего с ним рядом.
— Жюв, — сказал он, — вы узнали, кто они такие?
Жюв кивнул.
— Конечно, — ответил он шепотом, — этот Руллош никто иной, как таинственный Фонарь, имени которого мы до сих пор не знали… Дюваль и Огюста, по-видимому, слуги этой госпожи де Бремонваль. Что касается бригадира Массона — нам ли его не знать!
— Жюв, — сказал опять Фандор, указывая на противоположный конец зала, где стоял какой-то человек, явившийся, видимо, поглазеть на процесс. — Жюв, никак это Глазок? Закадычный приятель Фонаря?
Это и впрямь был Глазок, который, забившись в угол, присутствовал на судебном заседании, в котором его лучший друг неожиданно принимал участие, против обыкновения, в качестве не обвиняемого, а свидетеля.
Однако Жюв и Фандор не стали терять попусту времени на закадычного друга таинственного Фонаря; их чрезвычайно беспокоил вопрос, чем кончится дело, героиней и, вероятно, жертвой которого оказалась Раймонда.
Сыщик и журналист по чистой случайности узнали в это самое утро об аресте девушки и странном обвинении, предъявленном ей.
На какой-то миг Жюв, давно проникшийся глубочайшим скептицизмом за долгие годы общения с разными людьми, подумал было, что вполне возможно, Раймонда действительно виновна! Но Фандор, как человек очень непосредственный и далеко не такой пессимист, как инспектор Сюртэ, так горячо вступился за девушку и привел столько доказательств ее невиновности, что Жюв мало-помалу дал себя убедить.
— Это все штуки Фантомаса! — говорил Фандор. — Слава богу, мы здесь, чтобы не дать им ходу!