Ночной пасьянс
Шрифт:
С таким ощущением как бы не прекращавшейся на три недели работы он и сидел сейчас в кабинете прокурора области. Выяснив для вежливости, как Щерба отдохнул, прокурор спросил:
– Как там с этим убийством?
– вопрос прозвучал так обыденно, словно Щерба и не уходил в отпуск, и обязан был знать, что делается на данную минуту в каждой из районных прокуратур города, следствие в которых он курировал.
– Скорик работает.
Прокурор поморщился.
Щерба понял: Скорик молод, неопытен, стаж всего три года.
– Боюсь, запорит он, -
– У нас и так с февраля висят два нераскрытых.
Наверное, некому было больше дать, - сказал резковато Щерба.
– Не я же решал этот вопрос.
– Это понятно, - согласился прокурор.
Он молчал какое-то время, вытряхивая из пепельницы в корзину окурки и снова закуривая, затем встал, подошел к окну и долго смотрел.
– Вы кажется знали убитого?
– прервал прокурор свои раздумья.
– Знал.
– Близко?
– Как сказать... В студенческие годы даже ходил у него в любимчиках... Иногда встречались и теперь.
– Ну ничего... Придется вам, Михаил Михайлович, взяться.
Создайте бригаду. Скорика обязательно включите. Милицию я взбодрю через генерала, чтоб они вертелись вокруг вашей оси. Постановление о передаче в ваше производство сегодня к вечеру будет... Ну а как там с обкомовским этим поручением?
– До отпуска я почти все проштудировал. Все то же... Там ничего нового быть не может...
– Учтите, жалобщик строптивый. Не первый раз достает и нас, и обком, и ЦК. Постарайтесь убедить его. Но так, чтоб следующая жалоба пошла уже не на нас, мол, отписались... На оперативном совещании сегодня можете не присутствовать, занимайтесь своими делами, определите, кому что передадите, поговорите с зональными от моего имени...
С этим Щерба и покинул кабинет.
36
Следователь Красноармейской прокуратуры Скорик явился с утра, и, выпрямившись, сидел у окна на стуле, терпеливо ожидая, пока Щерба доругивался с кем-то по телефону. Положив руки на "дипломат", покоившийся на коленях, худощавый, черноволосый, с гладким, хорошо выбритым смуглым от загара лицом, Скорик еще с охотой носил форму, которая вынуждала к белой сорочке и галстуку, что сейчас, в еще жаркую вторую половину августа, придавало молодому человеку вид торжественно-парадный.
– Как жизнь, Виктор Борисович?
– весело спросил Щерба.
– Да вы садитесь поближе, поудобней.
– Работы много. А так все нормально, - Скорик пересел к столу.
– В отпуске были?
– Нет еще.
– А загорели... Я уже отгулял. Вы по графику, кажется, в сентябре?
– Да, удивился Скорик такой осведомленности.
– Боюсь, что не удастся... Дело Шимановича...
– Я принес, - Скорик щелкнул замками "дипломата", извлек еще тоненькую папку-скоросшиватель и протянул Щербе.
Тот как бы механически взял ее и не глядя, вроде даже небрежно, отложил в сторону. Он видел, что Скорик напряжен, понимал, что растерянно гадает, зачем его с утра вызвал зональный, да еще с делом Шимановича. Поэтому прежде чем сообщить Скорику
– Ситуация такова, Виктор Борисович...
– Меня отстраняют?
– вдруг перебил Скорик.
– Ну что вы! Наоборот, я же сказал, что отпуск ваш в сентябре может накрыться. Дай бог, конечно, чтоб мы размотали это до сентября. Но я не такой оптимист... Прокурор области принял решение создать бригаду. Прежде всего мне поручено ввести в нее вас. В райотделе группу возглавит майор Соколянский. Так что снимайте мундир, засучивайте рукава, - засмеялся Щерба, видя, как от напряжения вспотел лоб собеседника.
– С делом я познакомлюсь потом, сейчас несколько вопросов, - он старался вовлечь Скорика как бы в уже совместную работу, создать атмосферу обоюдной причастности ко всему, хотя мог обойтись без этого - достаточно полистать дело, чтобы понять, с какого старта придется начинать.
– Кто был из судебных медиков?
– Уманский.
– А вскрытие кто делал?
– Тоже он...
"Хорошо, что Уманский", - подумал Щерба. Судебного медика он знал много лет, иной раз его раздражала флегматичность доктора Уманского, когда работали на месте происшествия и потом, на вскрытии, но в этой флегматичности и, казалось, перестраховочной осторожности, когда тот долго молчал, не отвечая на нетерпеливо повторяющиеся вопросы Щербы: "Ну что?", была основательность трусоватого, битого жизнью человека. И это окупалось потом - в дальнейшем расследовании и в суде.
– ...удар в правую височную область... причиной смерти послужило... между девятью и двенадцатью часами ночи...
– продолжал говорить Скорик.
– В правую?
– переспросил Щерба.
– Что же, убийца левша?
– Нет, удар нанесен сзади, когда Шиманович стоял к нему спиной.
– Орудие убийства?
– Пресс-папье... Бронзовое литье.
– Рукоятка в виде дикого кабана?
– Да, - удивленно подтвердил Скорик.
– Откуда?..
– Я просто бывал в этом доме, Виктор Борисович. Я учился у Шимановича в университете... Следы?
– Капельки крови, несколько волосинок. Я отдал на экспертизу... "Пальцев" на пресс-папье нет.
– В чем хоронили Шимановича?
Скорик понял смысл вопроса.
– Похоронили в другом костюме. А тот, в котором его нашли на месте, я упаковал в бумажный мешок. Он у меня в сейфе.
– Осмотрели хорошо?
– Дважды.
– Брюки внизу, особенно манжеты и с изнанки? Травинки, соломинки, зацепившийся репей, грязь, глина, песок?
– Ничего такого, Михаил Михайлович. Брюки сшиты без манжет. Костюм очень мало ношен, вроде для выхода служил, хотя и очень давно сшит, немодный. У него их всего-то два было.