Ночные бульвары
Шрифт:
– Где это мы?
– На Сен-Дени. Рисовал же, а не узнаешь…
– Зато тебе, похоже, она хорошо знакома.
– Пока нет. Попозже, может.
– Когда ты так говоришь, так и хочется влепить тебе по щеке.
– После бутылки ты стал ужасно воинственным. Лучше б ты до нее таким воинственным был. Уйма времени тебе понадобилась, прежде чем вмешаться надумал.
– Просто ждал – смотрел: не пойдешь ли ты с теми.
– Ах, вот как? И правда – почему не пошла? Было бы вдоволь выпивки и никто бы не намекал мне беспрестанно, что я уличная. А ты бы мог все так же разговаривать в уме со своей Марианной – той, прежней, – так как ты в сущности ее ищешь, а не меня.
Он промолчал и она тоже замолкла, и на этот раз в молчании ее было что-то враждебное. Они пришли в «Сен-Дени»– район проституток, – на Себастополь с широкими светлыми витринами, полными низкокачественных товаров, и пошли до «Шатле», а оттуда отправились по Риволи и все молчали, и Марианна уже не жаловалась на свои бедные ноги, и совсем не пыталась нарушить молчание, а шагала, глядя перед собой, и даже не обращала внимание на то, что Робер отстал. Она остановилась только у Бастилии и оглянулась. Робер словно нехотя тащился далеко позади.
– Если хочешь исчезнуть, можешь сделать это смелее. У меня нет намерения тебя задерживать.
Он совсем остановился и прислонился к стене в тени какого-то входа.
– Ну, чего ты там? Прячешься, или тебе плохо?
Она вернулась.
– Подожди немного. Кружится всё перед глазами.
Марианна обеими руками охватила ему лицо.
– Боже мой, да у тебя опять пошла кровь.
По лбу у Робера стекала тонкая струйка крови.
– Слушай, сядь здесь на ступеньку. Так. И жди меня.
– Зачем, куда ты?
– Тебе нельзя так идти. Нам нужен гостиничный номер с краном и постелью. Нам нужны деньги на номер.
– Розыгрыш национальной лотереи состоится только завтра, – пробормотал он, но голос у него был совсем слаб.
– Подожди, сказала тебе, и не спорь со мной. Я проскочу до Рю-дё-Лап. У меня там есть знакомые. Только подождешь, ты понял? Мне может потребоваться порядочно времени, пока я их разыщу.
Робер безразлично пожал плечами. Каблучки гулко, отрывисто и быстро застучали по широкому тротуару, потом затихли на площади.
«Знакомые. У ней все знакомые – из таких мест, где есть „панели“ для шлюх – таких как она сама или почти. Марианна, что из тебя получилось, Марианна?…»
«А ты, когда ее оплакиваешь, всё больше „макро“ мне напоминаешь. Был содержанкой, теперь стал „макро“.
Какой прогресс. Ты – лицемерное животное: гнушаешься шлюх, но не прочь выпить да покурить на их деньги. Хоть бы сигареты мне оставила. Ну да – когда куришь такие сигареты, легче рассуждать о вреде проституции.»
Голова у него снова закружилась и мысли стали путаться. Он привалился спиной к холодной стене, закрыл глаза и попытался уснуть. Наверно, это ему удалось, и когда он очнулся, то напрасно пытался сообразить, сколько прошло времени. Боль притупилась.
Ему казалось, что если он пойдет, то сможет сохранять равновесие. Надо идти. Mарианны никакой нет и ничего удивительного – если она опять нарвалась на каких-нибудь пьяных – тех же самых или других. Он встал, опираясь на стену, и медленно зашагал к площади.
«Раз ты, друг, подаяниями „макро“ живешь, то надо и работу „макро“ исполнять. Надо стеречь женщину да присматривать, чтобы ее другой кто для собственной выгоды не умыкнул.»
Мысли эти вызвали у него отвращение, он обругал себя за них и продолжил медленно шагать по пустой темной площади, пытаясь думать о чем-нибудь другом. Рю-дё-Лап была еще освещена и шумна в этот поздний час – самый поздний час ночи перед рассветом. По тротуарам сновали пьяницы и квартальные женщины, люди, принадлежащие, по крайней мере, по внешности, к «хорошему свету», хулиганы и мошенники в ярких светлых костюмах и темных рубашках, мальчишки-сорванцы в ковбойских штанах и молодые дебютирующие проститутки в платьях-зонтиках.
Робер двигался медленно, внимательно разглядывая прохожих и заглядывая в заведения, битком набитые друг к другу и похожие одно на другое толкающимися и жмущимися друг к другу танцующими парами, тоскливым и бесстыдным воем саксофонов, розовыми или фиолетовыми сумерками и облаками цветного дыма, вьющегося вокруг ламп. Марианны не было. Он медленно дошел до конца улицы – туда, где снова начинался мрак ночи, – и так же медленно повернул назад, и уже снова готовился тронуться к площади, когда увидел выходящую из угловой гостиницы Марианну.
– Марианна!
– А, вот ты где. Я ж тебе сказала ждать.
– Я и так жду, как видишь. Но не нахожу смысла торчать там у входа. По-моему, мне лучше.
– По-твоему. Знал бы ты, какой у тебя вид!
И потом, выйдя с Рю-дё-Лап, добавила:
– Не имеет значения. Сейчас уже не имеет. Я нашла денег, сейчас проскочим тут через две улицы, и у нас будет прекрасная спокойная комната.
– Просто не верится. А сколько нашла?
– Тридцать.
– Не может быть.
– Неверующий!
Она сунула руку в сумку и показала ему три банкноты.
– Подожди, – внезапно ощерился он, схватив ее за руку. – Ты как нашла эти деньги?
– Я что, еще и отчет тебе давать должна? Приятельница одна дала.
– Врешь. Это – твои деньги, за твой разврат. Я видел, как ты вышла из гостиницы.
– Видел, как вышла? И что дальше?
– А вот что, и вот что, и вот что.
Он выхватил деньги у нее из руки и теперь ожесточенно рвал их, а потом бросил ей в лицо и ударил по щеке, и хотел ударить еще раз, но лишь опустил руку, развернулся и быстро пошел дальше в темноту.
– Робер!
Он продолжал шагать, не оборачиваясь.
– Робер!
Голос слышался слабее и словно примирительно.
Робер прошел еще немного, невольно замедляя шаги, потом остановился.
«Марианна наверняка пошла следом. Ты ее подождешь. Можешь делать, что хочешь, но нельзя ее не подождать. Можешь с ней расстаться, но только после того, как дождешься, а не так.»
Марианна не шла. Если б даже она пошла совсем медленно, даже если она долго сомневалась, прежде чем пойти, то уже должна была дойти. Хотя бы каблучки ее уже должны были послышаться в отдалении.