Ночные гоцы
Шрифт:
Леди Изабель слегка коснулась его рукава:
— Родни, иди развлекись. Я присмотрю за Робином.
Он благодарно улыбнулся ей и двинулся к площадке для игры в крокет.
Разношерстная кампания — Родни подумал, что никогда не видел такой разношерстной — медленно передвигалась от одних воротец к другим. Все по очереди били по разноцветным крокетным шарам. Джоанна и мистер Делламэн играли против миссис Хэтч и Суизина де Форреста. Делламэн играл отменно, хотя уделял игре лишь малую часть своего внимания. Пальцами левой руки он придерживал поля шляпы, чтобы быть наготове, если понадобится приподнять ее на дюйм или два — любезный ответ на подобающее его сану приветствие. Его глаза скользнули по лицу Родни. Родни
Джоанна нанесла удачный удар, и Родни захлопал вместе со всеми. Она, опершись на рукоятку молотка, замерла в изящной позе. Поблизости, тяжело ступая, прошла миссис Майерз и неуклюже поклонилась. Джоанна ухитрилась одновременно улыбнуться мистеру Делламэну и окинуть миссис Майерз ледяным взглядом. Нахмурившись, Родни прошел с игроками к следующим воротцам. Если уж принимать чью-то сторону в битве из-за судна, он предпочел бы оказаться в лагере миссис Майерз. Суизин де Форрест играл невозмутимо и очень умело, открывая рот лишь для того, чтобы холодно дать совет своей партнерше. Родни видел, что Джоанна ведет себя так, как будто Амелия Хэтч не принимает никакого участия в игре, как будто ее не существует ни в Бховани, ни вообще на свете. Она кипела от раздражения: ее огорчало и задевало, что Делламэн пригласил сыграть с ними жену сержанта. Она так и не научилась до сих пор любезно снисходить к низшим по положению.
— Миссис Хэтч являет собой необычное зрелище, верно?
Голос Кэролайн Лэнгфорд прозвучал прямо у него за спиной. Какой-то он был неестественный и сдавленный… Дней десять назад на вечере она пыталась заговорить с ним о Кишнапуре, но говорить им было не о чем. Он и тогда знал, что она не успокоилась, и вот она все начиналось снова. Ели ее не остановить, она опять выволочет наружу старую историю. Он сказал:
— Верно.
Только не оборачиваться. Лучше сосредоточиться на миссис Хэтч и той проблеме, которую она воплощает. Каждому туземному полку кроме английских офицеров полагался старший сержант и сержант-квартирмейстер, тоже англичане. Они не имели патентов и по определению принадлежали к низшим классам. В Бховани их было шестеро, и только Том Хэтч был женат на белой, остальные содержали индианок. У Хэтча было полно дел, а Амелии оставалось только потягивать джин, да препираться со слугами-неумехами. У нее отроду не было слуг, и она знала, что справилась бы с хозяйством гораздо лучше, если бы ей только позволили. Она сидела в одиночестве в своем бунгало, и лишь на таких праздниках, как этот, до нее снисходили. Ей в равной мере было ненавистно и то, и другое. Ей хотелось сплетничать и пускать пыль в глаза, но порой ей неделями не удавалось перемолвиться словечком с другой англичанкой. Даже сейчас неуклюжие рослые дети Хэтчей катали обручи поодаль от всех остальных, несмотря на все усилия леди Изабель включить их в общую игру, и на то, что они были одеты также чистенько и нарядно, как все.
Миссис Хэтч не жалела сил, чтобы затмить офицерских жен. Над малиновой накидкой из плисерованного кашемира рдело кирпичным румянцем курносое простонародное лицо. Сиреневое атласное платье было распялено на широченном кринолине; крохотная сиреневая шляпка с целой клумбой искусственных цветов держалась на макушке благодаря широкой ленте, завязанной бантом под подбородком. На лоб и уши выбивались пряди крашеных хной, серовато-коричневых у корней волос, а пучок под шляпкой наполовину развалился. Из-под подола торчали огромные черные башмаки на пуговицах. Даже до того места, где стоял Родни, доносился запах джина, что объясняло, как ей все-таки удавалось коротать время.
Перемещаясь неверными шажками от воротец к воротцам, миссис Хэтч то и дело заливалась румянцем, приседала перед де Форрестом и Делламэном, свирепо поглядывала на Джоанну, и ругалась себе под нос. Вдруг Родни усмехнулся. Она отплатила Джоанне ее же монетой: слащаво улыбаясь де Форресту, уронила скучающим тоном:
— Чегой-то я никак в толк не возьму, миссис Сэвидж, что у нас за счет такой.
Бесполезно. Кэролайн Лэнгфорд продолжала торчать у него за спиной. Говорить им было не о чем. Оборачиваться он не собирался. Она сказала высоким напряженным голосом, так что услышали все вокруг:
— Капитан Сэвидж, во вторник я уезжаю из Бховани.
Он изумленно повернулся и взглянул на нее. Непонятно, почему она так внезапно решилась на отъезд. Какой чудесной собеседницей она могла бы стать, если бы хоть немного расслабилась! Он сказал:
— Мне жаль это слышать.
Ее глаза на мгновение полыхнули жаром и погасли.
— Не думаю. Прошу прощения. Я вам верю.
Крошечная ручка подергала его за полу мундира. Он глянул вниз. Робину наскучило играть, он разыскал отца и теперь стоял, застенчиво уткнувшись ему в брюки. Родни опустил руку и погладил детское плечико.
Кэролайн сказала:
— Простите, если причинила вам беспокойство. Наверно, все действительно кончено, как считает полковник Булстрод. На самом деле я спасаюсь бегством. И это глупо, потому что от себя не убежишь.
Он улыбнулся, пытаясь пробудить в ней хоть немного беспечности. Улыбка далась ему нелегко: и потому, что Кэролайн была такой хрупкой, такой ранимой, и потому, что он не знал, удастся ли ей найти в целом мире такое место и такой образ жизни, которые смогут ее удовлетворить. Он не думал, что это у нее получится, если она не научится смеяться. В этом отношении они были полными противоположностями. Будь у него время, он бы приучил ее улыбаться… но сейчас все это неважно, раз она уезжает.
И слава Богу! Она только чертовски всем докучала. В этом мире невозможно выжить без шор на глазах, а она все время норовила их сорвать.
Подошла Джоанна: ее игра окончилась. Делая вид, что не замечает Кэролайн, она наклонилась к Робину и заворковала что-то ласковое ему на ушко. Кэролайн смотрела на них, и в ее серьезных глазах пылал странный серый огонь. Родни невольно крепче сжал плечико сына и нахмурил брови. Девушка повернулась и пошла прочь.
Он молча выругался, поднялся по ступенькам и прошел в бар. Зал был переполнен: мужчины выпивали на ходу, перед тем как вернуться к выполнению супружеского и отцовского долга. Как и на Рождество, по случаю праздника в клуб допустили сержантов. Все они были в баре, и офицеры их полков ставили им выпивку. Том Хэтч совершал обход: его приятное широкое лицо горело от смущения и он уже был сильно пьян. Родни заказал бренди и удалился в самый тихий уголок.
Кто-то хлопнул его по плечу. Родни сердито вскинул глаза. Это был майор Андерсон.
— Ну-с, Сэвидж, убедился? Стрельбы прошли без сучка, без задоринки, а?
— Только благодаря Серебряному гуру, сэр.
Лицо майора повисло в нескольких дюймах от его лица.
— Я до стрельб говорил со своими людьми. Напоминал им, как давно мы знаем друг друга — может ли быть, чтобы я или кто-то из нас задумал уничтожить их веру?… просил их положиться на меня. А потом узнал, что они, как и все остальные, советовались с Серебряным гуру.
— Наглость какая! И что он им сказал?
— Велел подчиняться приказам. Потому что, если слухи и верны, всем, конечно, воздастся по справедливости, и их ждет прощение.
Родни покрутил в пальцах стакан и отвернулся: изо рта у Андерсона несло. Разумеется, вмешательство Серебряного гуру было ни с чем не сообразно, но трудно ожидать, что человек откажется от роли пророка, которую он играл полжизни, только из-за того, что кое-кому стало известно, что он англичанин, и к тому же замешан в политические интриги. Снова разозлившись, Родни посмотрел на майора в упор и неторопливо добавил: