Ночные окна. Похищение из сарая
Шрифт:
Но я ведь не пытался держать Анастасию в «золотой клетке». Я просто хочу ей помочь как доктор, зная, что она больна. Или я действительно «поглупел» к своим сорока девяти годам, а Настя здоровее всех обитателей клиники, и меня в том числе? Сидя на лавочке, опустив руки, я стал впервые сомневаться в самом себе.
Еще около часа я ходил по парку (вместе с Сергеем и доберманами), заглядывая в беседки, но все было тщетно. Потом возвратился в свой кабинет-лабораторию. Машинально сдвинул шторку с третьего фальшивого окна-зеркала, подспудно надеясь увидеть в помещении Анастасию, но… На диване сидела другая женщина — глухонемая Параджиева с уродливо выпяченной нижней губой;
У Параджиевой был странный «слепой» взгляд, будто она была лишена и зрения, а глаза приобрела всего лишь для камуфляжа, чтобы не отличаться от других людей. Она была отличным медицинским работником, исполнительным, внешне уравновешенным, но я-то прекрасно знал об одной скрытой черте ее характера — мстительности. Нас ведь связывали долгие годы работы еще в государственном психоневрологическом диспансере. И некий секрет позволял мне держать ее на крючке за выпяченную нижнюю губу. Дело в том, что Параджиева двенадцать лет назад, вот такой же осенней ночью, положила одному изводившему ее больному подушку на лицо, пока он спал, и уселась сверху. Я в это время как раз дежурил в отделении. Подобные вещи — что ж скрывать? — порой практикуются в домах для умалишенных: санитары и санитарки народ грубый, нервный, за всеми не уследишь. Я не стал докладывать главному врачу, проводить разборы. Замял дело. Но с тех пор получил в лице мужеподобной Параджиевой верного сторожевого пса, к тому же не лающего попусту.
Сейчас ее зловещий взгляд мне совершенно не нравился. Если она затаила злобу на Анастасию… Что таится в ее глухонемой башке? Медсестра швырнула рассматриваемые рисунки на столик. Один из них мягко спланировал на пол. На нем была изображена целая поляна удивительно красивых, фантастических цветов. «Цветы! — осенила меня мысль. — Оранжерея. Она там». Я, покинув кабинет, поспешил к лестнице, ведущей на крышу клиники.
Три этажа преодолел легко, одним махом. Ажурная алюминиевая дверь в стеклянную оранжерею была открыта, там горело несколько стеклянных фонариков. И слышался голос Бижуцкого. «О нет! — подумал я. — Только не это». Луна как раз начинала входить в полную фазу, и мне было хорошо известно, чем это чревато для Б.Б.Б. Я осторожно, почти крадучись, переступил порог оранжереи и пошел «на голос», доносившийся из-за кустов чайных роз.
— …Это ночное окно стало для меня как врата ада, — говорил Бижуцкий; к кому он обращался, я пока не видел. — Тем более после слов моего соседа Гуревича, что он хочет зарезать «хряка». Женщина, сидящая за ширмой, продолжала всхлипывать и смеяться. Всего на секунды она высунула оттуда свое лицо — и я ужаснулся! Это было не человеческое лицо, а маска. Карнавальная маска салемской ведьмы со спутанными рыжими волосами. Тут и Гуревич натянул на свою рожу какое-то свиное рыло — я даже не успел заметить, так быстро он это сделал, — и захрюкал, размахивая бутылкой портвейна. «Шабаш начинается», — подумалось мне тогда. В это время кто-то позади тронул меня ледяной рукой за плечо. И прошептал в самое ухо: «Вы тоже приглашены? Так чего же медлите? Лезьте в окно, живо!» Я обмер, не в силах пошевелить ни единым членом своего тела…
— Ой! — сказала женщина. Но не испуганно, а даже как-то радостно.
Выглянув из-за декоративной пальмы, я увидел Анастасию. Она сидела на низенькой скамеечке, вся усыпанная только что сорванными цветами: гвоздиками, гладиолусами, розами, тюльпанами. В руках держала
— А вот и Александр! — сказала она приветливо. — Мы с Борисом Бруновичем уж заждались. Как кстати.
— Поздравляю с наступающим днем рождения, дорогая! — произнес я, приближаясь и целуя ее в губы. Они были горячи и прохладны одновременно. Как внезапно выпавший снег на солнечном пляже. — Эту фиалку я приготовил специально для тебя.
— Я знаю, — ответила Анастасия. — Я ведь всегда знаю все, что ты задумываешь. И ты знаешь, что я знаю. Потому нам и хорошо вместе. Как кошке с собакой.
Лицо ее оставалось спокойным, хотя я испугался, когда она произнесла последнюю фразу. Но может быть, здесь, на воле, среди цветов, ее психическое состояние пришло в какое-то равновесие, гармонию, а давние душевные тревоги и воспоминания отодвинулись на второй план, спрятались в глубинах подсознания? Бижуцкий деликатно кашлянул. А потом и высморкался, вытянув из кармана пиджака белоснежный платок.
— Я, пожалуй, пойду, — произнес он, нагнувшись и подхватив один из черных тюльпанов, лежащих у ног Анастасии.
Мы даже не обратили внимания, как он ушел, продолжая смотреть друг на друга. Чего было больше в этих взглядах: любви, сострадания, печали, тайной ненависти, страсти?
— Мне надо возвращаться в клетку? — спросила Анастасия.
— Как хочешь. Мы можем еще побыть здесь, — ответил я.
— Я люблю тебя, — сказал она. — Видеть тебя не могу.
— Не исчезай больше в свой пленительный мир, — произнес я. — Мне ведь туда нет пути, а я не хочу с тобой расставаться.
Смех ее походил на звучание серебряного колокольчика в тишине полей.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, где ловят и ошибаются
В эту безумную ночь, насыщенную грозовыми разрядами, кажется, никто не спал. По крайней мере, чудачества и всякие странные происшествия продолжались… Едва я отвел Анастасию в ее апартаменты и запер за ней дверь, как мне позвонил охранник.
— Господин Тропенин, — радостно-деловито сообщил он, — я поймал «женщину в белом». Верткая оказалась, кусалась и лягалась, пришлось оглушить и надеть наручники.
— Что-что? — не сразу сообразил я, все еще пребывая в некоторой эйфории от общения со своей любимой. Потом подумал, что речь идет о мадам Ползунковой. Или… Нине?
— «Женщина в белом», — повторил Сергей. — Как у Коллинза. Только эта — очень больших размеров. И щетина на морде.
— Еце она сейчас? — озадаченно спросил я.
— У меня в будке. Пыталась перелезть через забор.
— Ждите. Скоро приду.
Мне надо было срочно выпить фирменный коктейль, чтобы взбодриться. Но сделать этого не удалось. В коридоре мне попался Левонидзе в халате с японскими дракончиками, обнажавшим волосатую грудь. Следом за ним шел наш фээсбэшный Шерлок Холмс с трубкой, жмурясь, как кот, полакомившийся сливками.
— Александр, мы за тобой, — сказал Георгий. — Вася нашел Бафомета.
— В библиотеке? — почему-то решил я.
— Нет, я загнал его в рентгеновский кабинет, — довольно ответил сыщик. — Вот так, друзья мои. Надо быть профессионалом, а не… мозги пудрить. Этак-то каждый умеет. А я устроил засаду.
— Где? — одновременно спросили мы.
— В укромном уголке, между первым и вторым этажом. Там есть ниша с цветочной вазой, где я и спрятался. Я ведь предполагал, что Бафомет — один из ваших клиентов, и если он начнет действовать, то непременно в ночные часы, а мимо меня не пройдет.