Ночные шорохи
Шрифт:
Парис, прикусив от напряжения губу, свернула вправо.
— Я знаю одно местечко. Маленькое тихое кафе, где мы можем поесть на свежем воздухе. Там никто не помешает.
В Белл-Харборе кафе означало просто закусочную, где подавались самые незатейливые блюда. Кафе Парис оказалось шикарным французским ресторанчиком, с маркизами над входом и окнами, внутренним двориком с фонтаном и стоянкой со служителями в униформе. Все здесь знали Парис.
— Мы хотели бы поесть на свежем воздухе, Жан. — сказала она метрдотелю с той мягкой улыбкой, которой так восхищалась
— Что изволите пить? — спросил метрдотель, едва они уселись за столик у фонтана.
Парис нерешительно взглянула на сестру, но тут же обрадованно воскликнула:
— Шампанское! Ну конечно же, шампанское, самое лучшее! Сегодня у нас особый случай!
— Чей-то день рождения? — учтиво осведомился он. Парис покачала головой и смущенно улыбнулась:
— Скорее, возрождения!
Метрдотель удалился, и между сестрами снова повисло неловкое молчание: обе лихорадочно пытались сообразить, с чего лучше начать разговор. По тротуару прокатила детскую коляску стройная женщина; лихо промчался подросток, упоенно вертя педали.
— Я получила в подарок первый двухколесный велосипед, когда мне исполнилось пять, — наконец прервала Слоан затянувшуюся паузу. — Он был слишком велик для меня, поэтому я сшибала все и всех подряд, пока не научилась держать равновесие. Постовой назвал меня язвой египетской.
— Ты всегда хотела стать дизайнером? Хотя Слоан была вынуждена скрывать от сестры некоторые подробности своей биографии, все же не собиралась лгать без нужды.
— По правде говоря, — призналась она, — я мечтала сделаться либо суперменом, либо Бэтменом в женском обличье. А как насчет тебя?
— Как только я стала счастливой обладательницей первой куклы, немедленно начала шить ей приданое. Так что, сколько себя помню, всегда интересовалась модой.
У столика появился официант с бутылкой шампанского в серебряном ведерке. Пока жидкое пенящееся золото разливали по бокалам, Слоан обратила внимание на парочку тинейджеров, которые брели по тротуару, держась за руки.
— По-моему, они слишком молоды, чтобы бегать на свидания да еще ходить под ручку, правда? — заметила она и, когда Парис кивнула, порадовалась, что нашла повод для дальнейших расспросов. — В каком возрасте ты начала встречаться с мальчиками?
— В шестнадцать. Его звали Дэвид. Довольно симпатичный. У нас в колледже устраивались танцы, и он меня пригласил. Я тогда была на втором курсе, и мне больше нравился Ричард, но отец знал семью Дэвида и считал, что он больше мне подходит.
— И как все было? — моментально заинтересовалась Слоан.
— Ужасно, — призналась Парис. — По пути домой он стал накачиваться виски прямо из фляжки, а потом остановил машину и набросился на меня с поцелуями. Я отбивалась как могла, но он отстал, только когда я расплакалась. А твое первое свидание?
— Почти как твое, — засмеялась Слоан. — Я пошла на дискотеку с Бучем Беллами, который был на голову выше меня и к тому же неуклюж как медведь. Почти всю ночь дул пиво в раздевалке со своими приятелями из футбольной команды. И когда возвращались, точно так же попытался лапать меня.
— А ты, конечно, разрыдалась, и он отвез тебя домой? — весело докончила Парис.
— Ничего подобного! Пригрозила, что, если он немедленно не выпустит меня, расскажу всем его дружкам, что он голубой. Ну а потом сняла первые в моей жизни туфли на каблуках и прошагала две мили босиком, в одних колготках, Представляешь, на что я была похожа, когда наконец ввалилась в дом!
Сестры дружно расхохотались, и Слоан торжественно подняла бокал.
— За нас. За то, что с честью выдержали испытание первым свиданием.
— За нас, — повторила Парис, чокаясь с сестрой, — и за всех девушек, которым не повезло с кавалерами.
Словно возникший из воздуха официант вручил им меню. Всеми силами стараясь сохранить атмосферу доверительной близости, Слоан заговорщически спросила:
— Какое блюдо ты не любишь больше всего?
— Брюссельскую капусту. А ты?
— Печенку.
— Говорят, если печенку подать с…
Слоан покачала головой:
— Печенка в любом виде несъедобна. Может, мы все-таки неродные сестры? А вдруг меня удочерили и… Что тут смешного?
— Да я всего лишь повторяю то, что слышала от других. Сама я ненавижу печенку. Меня от нее тошнит.
— Рвотный рефлекс — самое веское доказательство, — убежденно заметила Слоан, но Парис неожиданно строго нахмурилась.
— Вовсе нет. Вот сейчас я задам последний, самый трудный вопрос, а ты хорошенько подумай, прежде чем ответить. Как насчет томатного супа?
Слоан скривилась и вздрогнула, и обе дружно захохотали. Официант поставил корзинку хлебных палочек, и Парис рассеянно переломила одну.
— Ты когда-нибудь была замужем?
— Нет, — покачала головой Слоан. — А ты?
— Почти. Обручилась в двадцать пять. Генри было тридцать два. Мы встретились в Санта-Барбаре на какой-то театральной премьере, а два месяца спустя объявили о помолвке.
Слоан, придирчиво оглядев корзинку, выбрала себе хлебную палочку.
— И что было дальше?
— На следующий день отец выяснил, что Генри разведен, а его бывшая жена с двумя детьми живет в Париже, Собственно говоря, ничего тут особенного нет, если бы он не скрыл это от меня. Наоборот, все время твердил, что никогда не был раньше женат.
— Представляю, что ты пережила.
— Сначала пришлось нелегко. Отец с самого начала не доверял Генри…
Слоан без труда представила, какую жизнь устроил Картер дочери. Сочувствия, во всяком случае, Парис вряд ли дождалась.
Сердце Слоан сжалось от гнева и сострадания. Как ужасно, что рядом не оказалось ее или мамы и некому было помочь Парис пережить трудные времена.
— Откуда твой отец узнал?
— Он и твой отец тоже, — напомнила Парис с печальной улыбкой. — Когда я стала встречаться с Генри, папа нанял частных сыщиков, чтобы узнали всю его подноготную, но отчет из Европы пришел слишком поздно.