Ночные услады
Шрифт:
— Милорд, есть ли у меня право отказаться? Если я скажу нет, возьмете ли вы меня так, как брали в прошлом, или так, как случилось сегодня? Я все еще связана клятвой?
Филипп посмотрел ей в глаза.
— Я не умею говорить красиво, Эльвина. Хотел бы я, чтобы ты не задавала этот вопрос, но, думаю, я дал тебе достаточно оснований спросить об этом. Когда-то я считал тебя легкомысленной и доступной и соответственно обращался с тобой. Потом я понял, что ошибался, но в гневе или от недоверия продолжал прежнюю линию поведения. Но теперь, испытав не только твою верность, но и узнав о твоем происхождении, я исполню то, чего всегда требовала
Эльвина поднялась из-за стола и встала рядом с ним. Синие глаза ее горели ярко, как звезды. Она положила руку ему на плечо.
— Как видите, меня не надо долго уговаривать, милорд.
Филипп широко улыбнулся и, схватив Эльвину в объятия, подкинул в воздух. Он легко закинул на плечо смеющуюся Эльвину. Она молотила кулачками по его широкой спине, когда Филипп понес ее по лестнице в их, теперь уже общую, спальню.
Эльвина проснулась от холода и сонно пошарила рукой возле себя в поисках того, кто согревал ее ночью. Филиппа в постели не было. Встревоженная, она села в кровати, но, увидев нагого Филиппа у очага, облегченно вздохнула. Он ворошил угли.
Эльвина любовалась его мускулистым телом, сильным и гибким. Она крепко прижалась к нему, когда Филипп нырнул под одеяло.
— Я не хотел будить тебя, малышка, — пробормотал Филипп, согревая ее в своих объятиях.
Эльвина закинула руки ему за шею и поцеловала в губы.
— Я не хочу спать, когда вы со мной, милорд. Последние несколько месяцев научили меня тому, как следует ценить то время, когда мы вместе. Сколько еще ты намерен пробыть здесь?
— Моя малютка викинг становится романтичной. Это материнство так на тебя влияет?
— Если вы помните, первые роды не сделали меня сентиментальной. Только вы научили меня получать удовольствие от вашего общества. Так в вашем сердце нет мне места, и только ваши чресла требуют моего присутствия?
— Я желаю тебя, как никого прежде, и сделал тебя хозяйкой этого замка, предпочтя всем другим. Неужели это ни о чем тебе не говорит? Если ты хочешь услышать нежные слова, обратись к сэру Джеффри, а я в слова не верю.
Эльвина перебирала пряди его темных волос.
— Если ты не связан со мной клятвой, данной у алтаря, или просто словами любви я должна принимать твою похоть как знак внимания. Но похоть — не самая крепкая нить. Что будет со мной, когда живот мой вырастет, станет безобразным и мне не удастся удовлетворять тебя? Должна ли я смириться с тем, что другие будут делить с тобой постель? А может, ты решишь, что твоя законная жена будет рожать тебе наследников?
Эльвина поняла, что слова достигли цели, когда он перестал ласкать грудь и раздвинул ее ноги.
— Обещаю: я стану брать столько и так, чтобы у тебя не возникло сомнений в моей верности, а когда твой живот вырастет и не позволит мне добраться туда, куда хочу, я научу тебя удовлетворять мои потребности по-другому. А теперь оставь меня в покое, не то я пожалею о своем выборе.
Эльвина с криком радости устремилась навстречу ему. Очень скоро Филипп унес ее в другой мир, где ничто не имело значения, кроме их страсти. Имя его слетело у нее с уст. Филипп наградил ее нежным поцелуем.
— Мне нравится, когда ты называешь меня по имени, дорогая. Я хотел бы слышать свое имя почаще.
— Слишком долго я была твоей рабыней, чтобы так быстро измениться. Я не могу думать о себе, как о твоей ровне.
— Если то, что ты сказала мне, правда, то ты куда выше по положению, чем я, волшебница. Ты дочь графа, а я — всего лишь барон.
Сказав это, он встал и начал искать одежду. Натянув рубаху и штаны, Филипп присел рядом с Эльвиной на кровать и погладил ее по голове.
— Вставай, лежебока, и покажи мне, что следует сделать с этим ветхим строением, чтобы оно было достойно моей графини.
— Все титулы умерли вместе с отцом. Я обыкновенная шлюха, а не графиня.
— Ты упрямая девчонка, постоянно испытывающая мое терпение.
Филипп встал, подхватил Эльвину и поставил на пол.
Они провели день на удивление мирно, и все, кто привык к бесконечным, особенно участившимся в последние месяцы приступам гнева Филиппа, с удивлением взирали на эту идиллию. Казалось, эта колдунья, вонзив кинжал ему в спину, наделила его сердечной тоской, от которой лишь она одна знала лекарство. Когда Филипп кивал в ответ на то, что говорила ему Эльвина, когда они осматривали замок и все постройки за стеной, люди Филиппа лишь изумленно переглядывались. Если эта женщина сумела отвлечь Филиппа от войны, с ней и в самом деле приходилось считаться.
К концу дня Филипп был окончательно покорен. Он провожал Эльвину восхищенным взглядом, отдавая дань не только ее привлекательности, но и уму. Она собиралась преобразовать его обширные владения, превратив их в нечто похожее на мечту. Теперь, когда Филипп добрался до драгоценностей, хранящихся в донжоне, бедра Эльвины обвивал роскошный пояс, а пышную копну светлых волос украшал золотой венок тонкой работы. Она была леди до мозга костей, и Филипп гордился ею.
Герта сдержала слово, и в замке появились новые лица. За столом теперь прислуживали несколько человек. Вино по-прежнему поставлялось в избытке, но сегодня Филипп запретил пить без меры: наутро ему и его людям предстояло отправиться в путь.
Эльвина услышала его распоряжения и вопросительно посмотрела на Филиппа. Он печально улыбнулся.
— Мы и так слишком задержались, на рассвете надо отправляться в Лондон, чтобы устроить мои дела и благополучно доставить сюда твоего сына.
— Разве я не могу поехать с тобой, Филипп? Каждый день, проведенный без ребенка, надрывает мне сердце. Я была бы счастлива находиться с тобой, когда его вернут.
Филипп нахмурился.
— Хватит рисковать. Нельзя допустить, чтобы жизнь любого из нас подвергалась опасности, а когда мы не вместе, угроза возрастает. Я знаю, что в первой попытке убить меня виновен Раймонд, но в ядах он едва ли сведущ. Я еще не во всем разобрался, и все же мне будет спокойнее, если ты останешься здесь, в этих стенах.
— Филипп, если тебе или ребенку что-либо угрожает во время этой поездки, я отправлюсь с тобой. Ты не знаешь, каково сидеть и ждать, пока другие сделают то, что не терпится сделать тебе самой. Я довольно ждала, Филипп. Если ты не возьмешь меня с собой, я отправлюсь в Данстон сама.
— Эльвина, ты должна думать о ребенке, которого носишь сейчас, и о тех, кого еще будешь носить. Отправившись в Данстон, ты всех их принесешь в жертву.
Эльвина подняла глаза, и Филипп увидел, что она плачет. Ее слезы тронули его до глубины души.