Ночные услады

Райс Патриция

Да, Эльвина оставалась недоступной. Филипп не мог жениться на ней, потому что был женат на другой, и, значит, в любое время Эльвина могла исчезнуть из его жизни. Филипп не имел никаких прав удержать ее. Он принимал как должное то, что она оставалась с ним из-за ребенка, а это было с его стороны довольно легкомысленно. Вот если бы они были связаны именем Господа или словами любви… Да, он дал слово содержать и охранять ее, но она-то не связывала себя никакими обещаниями! Филипп дал Эльвине слово, что не станет принуждать ее спать с ним, если она того не пожелает. Проклятие, девчонка

опять заставила его свалять дурака!

И все же она по своей воле легла с ним этой ночью, а он и не мечтал ни о чем другом, как слиться с ней воедино телом и душой. Эльвина отдавала ему себя всю, без остатка, и, не говоря красивых слов и не давая обещаний, заставляла Филиппа верить в то, что никогда не уйдет от него. И он верил ей.

Итак, полпути позади. Скоро Лондон. Филипп был мысленно уже там. А между тем как раз в это время одинокий всадник подъезжал к Данстону. Вот и ворота замка. Весь в дорожной пыли, усталый после бешеной скачки, он снял наконец шлем, откинул кожаный капюшон и угрюмо огляделся.

Навстречу ему поспешила согбенная старуха в черном, и всадник помрачнел еще больше. Он требовал встречи с госпожой, а не с прислугой. Он ехал сюда, чтобы отомстить своему обидчику, а наставить рога сэру Филиппу — чем не месть? Но вместо леди Равенны его вышла встречать Марта, и это свидетельствовало о том, что планам его не суждено осуществиться так быстро, как он того желал.

С хмурым видом Раймонд проследовал за Мартой в темную нишу.

— Дурак! — гневно зашипела она. — Зачем явился сюда среди бела дня? Не знаешь, что ли, что здесь полно шпионов Филиппа?

Раймонд безразлично пожал плечами. Могла бы предложить ему с дороги хотя бы хлеба и воды.

Он провел в седле много часов и сильно проголодался, но хозяйка Данстона не отличалась гостеприимством.

— Филипп знает, что я напал на него во время битвы. Раз эта маленькая чертовка вернула его к жизни, не пронюхать об этом он не мог. Кроме того, ему известно и кое-что похуже. Так что я крепко влип. Филипп скачет в Лондон, и только черти в аду знают, что у него там за дела. Мне нужны деньги, чтобы вернуться в Нормандию. Если меня поймают, я расскажу все, что о вас знаю. Имей в виду.

— В Лондон, говоришь? — прищурилась Марта. — Откуда тебе это известно? И почему ты не в Сент-Обене? Тебе вполне хватило бы времени, чтобы угробить девчонку. За пару месяцев ты мог бы по крайней мере подчинить ее себе.

Раймонд терял терпение. Ворчанье Марты действовало ему на нервы.

— Филипп явился как раз в тот момент, когда я собирался отправить маленькую ведьму в ад. Очевидно, эту шлюху он желает куда сильнее, чем собственную жену.

Марта выругалась. Этот недоумок имел доступ туда, куда Марта при всем своем желании попасть не могла. Сколько ни ворожи. Раймонд не выполнил той единственной задачи, которую перед ним поставили. Впрочем, и ее, Марты, попытка покончить с сэром Филиппом и его шлюхой закончилась неудачей. Эти двое, наверное, заговоренные. Марта понимала, что следует действовать быстро. Не то леди Равенна отошлет ее от себя. Или, что тоже возможно, саму леди Равенну отправят куда-нибудь подальше.

— Они не должны вернуться из Лондона живыми.

Убей Филиппа, и девчонка твоя. Никто не заметит ее исчезновения, кроме этой стервы в детской, а о Тильде я позабочусь сама. Филипп опасен нам всем. Он запросто может устроить так, что всех нас повесят. А денег ты не получишь, покуда не сделаешь то, для чего тебя наняли.

Раймонд рассвирепел:

— Я уже рисковал собственной шеей ради того, чтобы заполучить девку и обещанное тобой золото. Едва ли мне удастся спастись и на этот раз. С чего бы все начинать сначала? Не отдадите обещанного, я…

В этот момент от стены отделилась тень и приблизилась к Раймонду. Высокая, одетая в черное женщина заговорила с ним многообещающим хриплым шепотком, слегка царапая его по груди длинными острыми ногтями.

— Хочешь, я покажу тебе, ради чего ты должен рисковать, сэр Раймонд?

Марта незаметно удалилась. Колдовство леди Равенны было недоступно Марте в силу возраста, так зачем путаться под ногами у колдуньи помоложе, мешая ей обольщать глупца? У Марты были свои методы. Пора приниматься за работу. Несколько капель снадобья, добавленного в вино, да еще чуть-чуть женского очарования, и к утру Раймонд с готовностью возьмется исполнить приговор.

Марта прищелкнула языком, представив, как Раймонд берет эту девчонку над истекающим кровью телом Филиппа. Долго Эльвине не протянуть, особенно после того как Раймонд отведает напитка, который Марта приготовит для него и даст с собой. Напитка, превращающего самого кроткого самца в похотливого дьявола. Жаль, что ей, Марте, не доведется это увидеть.

Хотя почему бы и нет?

Кавалькада провела в дороге и весь следующий день, не давая коням отдыха, но зато к ночи они выехали на берег реки. На другом берегу раскинулся Лондон. Оставалось только переправиться через Темзу, но Филипп, видя, как устала Эльвина, приказал встать лагерем на ночь. Король подождет до утра.

Оба не могли уснуть. Филипп прижимал Эльвину к себе, и она положила голову ему на грудь. Цель была так близка, стоило лишь руку протянуть. Она прижалась к нему потеснее и положила его ладонь к себе на живот. Ребенок шевельнулся, и Филипп почувствовал, что сердце его тает. В этот миг оковы вокруг его сердца замкнулись. Никто не мог превратить его в раба, но эти оковы он надел на свое сердце сам — по собственной воле и без всякого принуждения.

Рано утром Филипп отправил к Генри гонца, извещающего о его прибытии. Ответ короля при шел довольно скоро, и Филипп приказал сворачивать лагерь. Кавалькада въезжала в город.

Эльвина с любопытством осматривалась, но Лондон не произвел на нее особого впечатления. На континенте, куда она приезжала с отцом и матерью, города выглядели посолиднее и побогаче. Лондон был застроен в основном деревянными домами. Загорись один, и целые улицы займутся пламенем. Европа давно уже оделась камнем, наученная горьким опытом частых и разрушительных пожаров. Дома в Лондоне в основном поднимались не выше второго этажа, а те, что принадлежали гражданам побогаче, хоть и были повыше, почему-то жались друг к другу. Второй этаж нависал над первым, затеняя и без того темные, тесные и кривые улочки.