Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото
Шрифт:
Однако он все же сознавал, что надо сделать что-нибудь для спасения Лаблаша, хотя его участь и не внушала ему особой жалости. Но тут он вдруг вспомнил о присутствии Джеки Аллондэль на празднестве, и чувство, напоминающее мстительность, вдруг овладело им. Теперь он был уверен, что между этой девушкой и тем, что случилось, существовала какая-то связь и что ей известны действия Ретифа.
Приказав своим людям, чтобы они не двигались с места, он вернулся на прежнюю позицию у окна и стал искать глазами знакомую фигуру молодой девушки. Танцы прекратились, но Джеки нигде не было видно, и Хоррокс с чувством большого разочарования вернулся к своим спутникам. Ничего больше не оставалось, как поскорее вернуться в поселок и достать там свежих лошадей.
Не успел он отойти от окна, как в ночном воздухе раздались несколько выстрелов. Он понял, что на его солдат произведено было нападение, и бросился в том направлении, откуда слышались выстрелы, вытаскивая на ходу револьвер. Не успел он пробежать и трех шагов, как выстрелы прекратились. Наступила тишина. Но вдруг его тонкий слух уловил как будто свист лассо в воздухе. Он поднял руки, чтобы схватить петлю, и почувствовал, что на руки ему что-то опустилось. Он попытался сбросить это, и в следующую минуту веревка крепко опутала ему шею. Он упал навзничь, задыхаясь…
Глава XVIII
НОЧНОЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Лаблаш сидел один в конторе. На этот раз он чувствовал себя гораздо более одиноким, чем когда-либо в жизни, во всяком случае Он особенно ощущал это.
Несмотря на все свое большое богатство, он не имел ни одного друга в Фосс Ривере и даже Калфорде, и он знал, что никто не заступится за него. Он имел огромный круг деловых знакомств, множество людей занимали у него деньги и платили ему огромные проценты, но разве он мог рассчитывать на их помощь? Они даже будут рады, если с ним случится беда. Разумеется, он винил в своем одиночестве и отсутствии друзей не самого себя, а других людей. Он даже возмущался неблагодарностью тех, кого он выручал, давая деньги в долг, забывая о процентах, получаемых с них, о закладных и о том, что все их имущество мало-помалу переходило к нему в руки… Чтобы отвлечь себя от неприятных мыслей, он стал считать свои доходы. Мысль о богатстве, которое было у него в руках, всегда доставляла ему удовольствие. Ему было пятьдесят лет. У него была только одна цель в жизни: наживать деньги. Богатство доставляло власть, и он действительно мечтал о том, чтобы овладеть Фосс Ривером. Он стал стремиться к этому, как только поселился в Фосс Ривере. Это место казалось ему наиболее удобным для осуществления его честолюбивых планов. В восточных штатах, в больших многолюдных городах его богатство оказалось бы слишком незначительным, и он бы не мог занять того влиятельного положения, которое он занимал в поселке, где все окрестные владельцы находились от него в зависимости и заискивали с ним. Только один Беннингфорд держал себя независимо. Лаблаш чувствовал как-то инстинктивно, что Беннингфорд презирает его, несмотря на его богатство и власть. И он решил во что бы то ни стало сломить гордыню Беннингфорда, разорить его в пух и прах, заставить его убраться из Фосс Ривера… Разорить ему удалось, но Беннингфорд, точно насмехаясь над богачом, остается в Фосс Ривере.
Мало-помалу его мысли приняли другой оборот. Он вспомнил, что в эту ночь происходило празднество в лагере метисов. Это была ночь «Пуски». Лаблаш насмешливо улыбнулся, вспомнив сержанта Хоррокса и его наивное доверие к рассказу шпиона Готье. Разве можно доверять метису? Лаблаш гордился тем, что еще ни одному метису не удавалось обмануть его. О, он их хорошо знает, этих негодяев!.. И действительно, он умел выжимать из них соки, покупать их труд за половинную плату и обсчитывать их при расчете.
Он снова вспомнил о Хорроксе и с удовольствием подумал о том, как он посмеется над ним, когда увидит его. Он был уверен в том, что Ретиф, конечно, не будет на Пуски, и Хоррокс окажется в дураках.
В стеклянную дверь, отделявшую контору от магазина, послышался легкий стук. Это был один из его клерков.
— Уже больше десяти часов. Могу я закрыть магазин? — спросил он.
— Да, закрывайте. Кто сегодня дежурный? — ответил Лаблаш.
— Роджерс, сэр. Он еще не вернулся, но придет до полночи.
— А! Наверное, он в кабаке? Ну, что ж делать, — сухо заметил Лаблаш. — Закройте дверь на засов. Я не лягу, пока он не придет. А что вы оба будете делать?
— Мы ляжем спать, сэр.
— Хорошо. Доброй ночи.
— Доброй ночи, сэр.
Дверь за клерком закрылась, потом Лаблаш услышал стук тяжелого засова и шаги обоих клерков, поднимавшихся по лестнице наверх, в свою комнату. Это были уже старые служащие. Работать им приходилось очень много и получали они мало, но все-таки они дорожили своим местом у Лаблаша, потому что она было постоянное. В прерии же никогда нельзя было рассчитывать на работу в течение круглого года. Лаблаш умел извлекать выгоду из такого положения вещей и держал в тисках своих служащих, не смевших и заикнуться о повышении заработной платы.
По уходе клерков Лаблаш уселся в свое широкое кресло и закурил трубку. Кругом была тишина. Он достал из письменного стола свою записную книжку и стал писать какие-то цифры. Затем он захлопнул ее, и на лице его выразилось удовольствие. Ясно, что подведенный им итог вполне удовлетворил его. Он потерял стадо, которое приобрел при продаже ранчо Беннигфорда, но ведь в сущности он не заплатил за него ни копейки и получил его даром в счет карточного долга. Лаблаш даже улыбнулся при этой мысли. Конечно, это было досадно, но его богатство не потерпело большого ущерба. Потерю эту он наверстает другим путем.
Вскоре он услышал какой-то шум и стук открываемой двери.
«Это, вероятно, Роджерс вернулся», — подумал он и опять погрузился в свои расчеты и размышления, однако бессознательно прислушиваясь к шагам клерка. Вдруг стеклянная дверь открылась. Комната был наполнена табачным дымом, и он не сразу увидел, кто вошел. Думая, что это Роджерс, и недовольный, что он входит без зова, он сердито спросил:
— Что вам надо, Роджерс? — и вдруг, повернувшись, увидел наставленное на него дуло револьвера. Он невольно сделал движение, но чей-то строгий голос приказал ему:
— Не шевелись, приятель! Иначе заговорит мой револьвер. Я ведь не постесняюсь покрыть пол твоими внутренностями…
Лаблаш не двинулся с места. Он увидел перед собой высокую, тонкую фигуру метиса. Его черные прямые волосы свободно спускались на плечи, лицо было темное, с тонким орлиным носом и блестящими глазами.
Он говорил с сильным западным акцентом, но тон у него был повелительный, как у человека, привыкшего командовать. Он не высказывал, однако, ни малейшей торопливости.
— Мы не встречались с тобой раньше, хозяин!.. Не были знакомы, — сказал он. — Но это все равно. Меня зовут Ретиф, Питер Ретиф. А ты, вероятно, Лаблаш? Я пришел познакомиться с тобою, хотя, может быть, тебе не очень это нравится, а?..
Лаблаш не был трусом. Кроме того, он решил, что Ретиф явился, чтобы заключить с ним какой-то торг. Кровь бросилась ему в голову от бешенства, и он с трудом совладал с собою.
— Ты взял надо мной верх, — с усилием проговорил он, — но помни, что ты ответишь за все и пожалеешь об этом, когда веревка обовьется вокруг твоей шеи. Ну, говори скорее, что тебе надо? Что ты намерен делать, негодяй?..
Метис засмеялся.
— Я бы мог ответить тебе, как ты того заслуживаешь, — отвечал он. — Лучше придержи свой язык. Негодяем быть лучше, чем койотом, а койот все же не такой презренный, как хорек. К тебе же подходит это название… Однако оставим это. То, что мне надо, я возьму сам. Сиди смирно, пока я позову своих товарищей. Там есть твое прекрасное ранчо, в южной стороне, не так ли? Ты туда отправишься вместе с нами. У нас есть там маленькое дело, слышишь?