Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото
Шрифт:
— Билль, там убивают! — проговорила она, задыхаясь.
— Да, — отвечал он и побежал вперед.
Убийство? Но кто же был жертвой? Сразу наступила тишина, и голосов не было слышно. Билль подумал о девушке, оставшейся позади него. Если Лаблаш убил Джона Аллондэля, то ему не будет пощады. Когда Билль подбежал к зданию, там уже царила зловещая тишина. Позади себя он слышал поспешные шаги Джеки, слышал движение метисов, но никаких других звуков не было слышно. Он подошел к окну и попытался заглянуть в него. И вдруг свет погас… Он уже знал, что это значит, и побежал к двери.
Джеки подходила. Он видел ее в темноте и ждал ее приближения.
Внезапно дверь открылась, и какая-то огромная фигура вышла наружу. Это был Лаблаш. Билль узнал его даже в темноте. Лаблаша выдало бы его громкое астматическое дыхание, если бы не было никаких других признаков, которые помогли бы распознать его в окружающем мраке.
Ростовщик остановился, не замечая притаившихся в темноте фигур. Потом он начал осторожно спускаться по ступенькам. Четыре ступеньки — только и всего, но в этот момент его кто-то сзади схватил за горло. Короткая, отчаянная борьба, и толстый ростовщик, задыхаясь, свалился назад, а Беннингфорд, словно тигр, вцепился ему в горло.
В этот момент он услышал шелест юбки вблизи. Эта была Джеки. Она нагнулась и вытащила из кармана ростовщика револьвер. Тогда Билль отпустил его и стоял над ним, тяжело дыша.
Лаблаш, с трудом переводя дыхание и с вытаращенными от ужаса глазами, услышал повелительный голос, приказывающий ему встать. В этом голосе не было ни следа акцента, с которым говорил Ретиф.
Лаблаш уставился глазами на дуло револьвера, но не пошевелился и не вымолвил ни слова. Джеки вошла внутрь здания, где было совершенно темно. Она хотела зажечь лампу и узнать истину.
— Встаньте! — еще раз холодно скомандовал Беннингфорд.
Ростовщик повиновался. Взглянув на высокую худую фигуру своего противника, он пробормотал с ужасом:
«Ретиф!..»
Свет зажженной лампы показался в отверстии дверей. Билль, указав туда, произнес таким же повелительным голосом:
— Идите туда!
— Нет!.. Нет!.. Только не туда, — с ужасом пробормотал Лаблаш.
— Идите туда! — повторил Билль, направляя на него свой револьвер.
Согнувшись, Лаблаш исполнил приказание. Беннингфорд последовал за ним в убогое помещение и быстрым взглядом окинул его. Он увидел Джеки, которая стояла на коленях возле распростертого тела своего дяди. Но она не плакала. Ее лицо словно окаменело, и неподвижный взгляд уставился на седую голову Аллондэля и его закатившиеся раскрытые глаза.
Лаблаш посмотрел на Джеки, пораженный ее присутствием и тщетно стараясь понять связь, существующую между нею и Ретифом.
Беннингфорд запер дверь и обратился к Джеки.
— Он умер? — спросил он каким-то торжественным тоном.
— Он мертв… мертв! — отвечала Джеки слегка дрожащим голосом, но взгляд ее был также неподвижно устремлен на убитого.
В это время дверь тихо отворилась. Никто в первую минуту не заметил этого. В комнату вошли несколько темных фигур.
Лаблаш стоял неподвижно. Он не смотрел на мертвого, но не спускал глаз со своего живого врага, стараясь угадать, что он замышляет. Сам ли он расправится с ним, или передаст его в руки правосудия? Суда Лаблаш не особенно боялся. У него нашлись бы оправдания, и, кроме того, — его богатство было для него мощной защитой. Но Джеки!.. Ее роль была для него загадкой.
В это время Беннингфорд снял шарф со своей шеи и стал вытирать краску с лица. Лаблаш увидел, что из-под нее выглядывает белая кожа, и, прежде, чем Билль снял свой парик, ростовщик понял истину.
— Беннингфорд!
— Да, это я, — ответил Беннингфорд, пристально глядя на задрожавшего ростовщика.
Джеки поднялась с пола.
— Вы ответите за эту смерть, — произнесла она звенящим голосом, обращаясь к Лаблашу. — В прерии есть правосудие, суровое, честное, неподкупное. Мы…
В этот момент вперед выступил Баптист, за которым стояли его товарищи, и Лаблаш, при одном взгляде на их темные, жестокие лица, понял, что он погиб. Он их презирал всегда. Метисы были отверженные, парии в его глазах. Теперь он находился в их руках и знал, что ему не будет пощады.
Баптист подошел к Джеки, и его взгляд сразу смягчился, когда он посмотрел на нее.
— Не вы, мисс, должны мстить за убитого и не белый человек! — сказал он торжественно. — Нет! Прерия — страна краснокожих. И мы должны судить его по нашим законам… Вы — одна из наших, — прибавил он. — Вы всегда были с нами, но в вас все же есть частица белой крови. Мы будем судить его, как судили наши предки. И весь наш народ будет знать это, и наши потомки будут рассказывать об этом. Смерть наказывается смертью. Этот убитый белый человек всегда был нашим другом. Он не обижал метисов. А убийца всегда был нашим врагом. Закон прерии справедлив и неумолим.
Баптист нагнулся и поднял кусок известки, валявшийся на полу.
— Надо выполнить формальности, — сказал он.
Но тут вмешался Беннингфорд.
— Подожди! — сказал он, положив руку на плечо метиса.
Баптист повернулся.
— Кто сказал: подожди! — вскричал он свирепо. — Тише, белый человек, тише! Посмей только нас остановить, тогда…
Джеки бросилась между ними.
— Билль, оставьте!
Джеки лучше знала этих людей, к расе которых отчасти сама принадлежала. Ведь это было бы все равно, как если бы Беннингфорд захотел вырвать у тигра его добычу! Он отошел, и убийцу тотчас же бесшумно окружили другие метисы.
Лаблаша подвели к стене, и Баптист подал ему кусок известки.
— Пиши! — сказал он, указывая на стену.
Лаблаш боязливо оглянулся. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова.
— Пиши! — еще раз приказал Баптист. — Пиши то, что я скажу тебе.
Лаблаш взял в руки известку.
— Пиши: я убил Джона Аллондэля, — продиктовал Баптист.
Лаблаш написал.
— Теперь подпиши свое имя.
Лаблаш исполнил это. Джеки и Билль стояли в стороне, не понимая, что это значит, но вмешиваться не посмели.
— Теперь, — произнес торжественным тоном Баптист, — состоится казнь. Уведите его! — приказал он своим товарищам.
Джеки подошла к нему и взяла его за руку.
— Что ты задумал? — спросила она в испуге.
— Чертово болото! — ответил метис.
Глава XXIV
ЧЕРНАЯ ПАСТЬ
Вернемся к тому, что произошло в уединенном домике.
Когда Лаблаш завесил окно, оба партнера с величайшей серьезностью приступили к игре в покер. Странная это была игра, в которой на карту была поставлена судьба молодой девушки, ничего не подозревавшей об этом. И окружающая обстановка подчеркивала ее необычность.