Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото
Шрифт:
Джеки остановила лошадь и, нагнувшись вперед, почти легла на ее шею. Сердце ее громко стучало в груди. Опять раздался голос Баптиста. По-видимому, только он один командовал здесь.
— Мы даем тебе одну возможность спасти твою жизнь.
Он сказал это и засмеялся зловещим смехом.
— Эта возможность существует у собаки, когда она бежит по этой тропинке. Но для таких, как ты, это слишком хорошо. Так вот, смотри на эти холмы, там вдали… Видишь три высоких пика? Они выше всех остальных. Один из них находится прямо перед тобой, один направо и один налево. Тропинка здесь разветвляется на три, и каждая тропинка ведет к одному из этих пиков. Но только одна тропинка пересекает Чертово болото, понимаешь? Две другие обрываются
Ужасное значение этих слов было ясно. Джеки закрыла глаза.
— Теперь слушай, негодяй! — продолжал Баптист. — Это твой единственный шанс. Выбери сам тропинку и иди по ней, иди до конца! Если ты не пойдешь, то мы тут же опустим тебя вниз головой в Чертово болото. Если же ты выберешь правильную тропинку, то пройдешь болото и спасешь свою проклятую шкуру. Хорошая эта шутка, не правда ли? Может быть, это тебе удастся… Только, я думаю, что едва ли. Ну, воспользуйся же тем, что тебе дают, и помни, что тебя ожидает смерть во всяком случае, если ты откажешься идти.
Лаблаш поднял голову и посмотрел на горы вдали, на смутные очертания трех пиков. Их все-таки можно было ясно различить, и он почувствовал некоторую надежду. Но когда он взглянул на окружавшее его темное пространство болота, то ужас охватил его. Он не в состоянии был сделать свой выбор, но знал, что должен его сделать во что бы то ни стало.
— Выбирай же! — сказал Баптист.
Лаблаш опять поднял глаза на холмы, но его взгляд затуманился, и он уже не мог ясно различить их.
— Я не могу! — с трудом проговорил он.
— Выбирай! — раздался повелительный голос Баптиста.
Лаблаш дрожал. Ему казалось, что черная, слизкая пасть болота уже раскрывается перед ним и готова поглотить его.
— Пощадите! — прохрипел он.
— Какую тропинку? Говори! — повторил Баптист.
Лаблаш осторожно сделал шаг вперед, пробуя ногой почву. Затем он остановился снова и посмотрел на горы.
— Правую, — с трудом выговорил он.
— Тогда иди! — приказал Баптист.
Лаблаш медленно двинулся вперед, не спуская глаз с остроконечной верхушки горы, которая должна была служить для него путеводителем. Метисы шли сзади. Сначала грунт казался твердым, но с каждым шагом его страх увеличивался. Он ощупывал ногой почву, поросшую травой, но это не давало ему никаких указаний, выдержит ли тонкая кора, покрывающая тропинку, тяжесть его тела?..
Он прошел около десяти ярдов. Со лба у него струился пот. Он задыхался. Но почва все еще была твердая под его ногами. Однако надежда угасала в его душе, и внезапно его охватило сомнение. Может быть, он пошел по неверной дороге. Он ведь шел наугад и знал, что возврата назад нет. И все сильнее укреплялось у него убеждение, что он вступил не на ту тропинку, которая ведет через болото. Надо было избрать среднюю тропинку.
Он ступил ногой и вдруг почувствовал, что почва колеблется под ним. С подавленным криком он отдернул ногу, повернулся и попробовал ногой другое место. Оно казалось крепким, но под тяжестью его тела заколебалось. О, как он хотел бы вернуться назад! Пока он чувствовал под ногами твердую почву, тем не менее страх его все возрастал. Пот ручьями лился с его лица. Он провел рукой по глазам и попробовал еще раз определить положение. Он взглянул на три остроконечные возвышенности, которые различал вдали. А вот правый пик… Да, это он! Лаблаш сделал еще шаг вперед. Тропинка держалась. Тогда он сделал другой шаг, и нога его провалилась. Он с криком выдернул ее и, пошатнувшись, тяжело упал. Почва заколебалась. Он лежал неподвижно и тихо стонал. Повелительный голос Баптиста заставил его подняться.
— Иди, негодяй!.. Иди на смерть… — крикнул баптист.
Лаблаш сел и огляделся. Голова у него кружилась. Смерть подстерегала его со всех сторон. Но он все-таки поднялся. Ему казалось, что почва колеблется. Нет, это его расстроенные нервы обманывают его. Почва держится крепко. Он
Снова раздался повелительный голос Баптиста.
Он опять поднялся на ноги. От страха у него помутился рассудок. Почва казалась крепкой, и он вдруг засмеялся ужасным, диким смехом. Еще шаг, другой… Он остановился, чтобы перевести дух, и забормотал:
— Вперед… вперед! Иначе они схватят меня. Тропинка?.. Она правильная… Я обманул их. — Он смело шагнул вперед. Его нога погрузилась во что-то мягкое, но он словно не замечал этого… Еще один шаг — и нога его снова погрузилась в черную грязь. Тогда он вдруг понял. Повернувшись, он попробовал почву с другой стороны, и нога его опять провалилась. Он вытащил ее и стоял с дрожащими коленями, боясь двинуться. Но повелительный голос Баптиста заставил его идти. В паническом страхе он пошел вперед. Почва колебалась под ним, однако все еще держала его. Но вдруг нога его быстро погрузилась в топкую грязь, которая с каким-то зловещим чмоканьем окружила его лодыжку. Он вскрикнул и с величайшим усилием высвободил ногу, но только затем, чтобы провалиться в другом месте. Стараясь освободить свои ноги из вязкой болотистой почвы, он с каждым новым усилием погружался все глубже. Тогда он растянулся во всю длину на поверхности болота. Он громко кричал, но уже никто не отвечал ему. Он чувствовал, как под его телом оседает кора на поверхности болота, и цеплялся за траву, чтобы удержаться, но трава с корнями оставалась у него в руках. Его грузное тело погрузилось уже на половину, и болото, точно какое-то голодное чудовище, раскрыв свою пасть, медленно проглатывало его, обволакивая своей черной слюной. Раздавались булькающие звуки, болото как будто ожило и всасывало свою жертву. Медленно исчезли его ноги, и черная тина дошла уже до его груди. Его руки были широко раскинуты, и они оказывали некоторое сопротивление чудовищу. Но это была только временная задержка.
Лаблаш издавал хриплые крики и судорожно бился, но болото не выпускало его. Наконец крик его перешел в глухое бульканье, так как рот его наполнился черным илом. Потом постепенно скрылась его голова. Трепещущие руки еще оставались некоторое время на поверхности, затем и они исчезли. Наступила тишина.
Трагедия кончилась. Метисы молча вернулись в лагерь, торопясь быть в безопасности. Последним ушел Баптист, который опасался, как бы Лаблаш не ускользнул.
Джеки и Билль, чувствуя свое полное бессилие, молча ехали рядом по дороге. Джеки не в состоянии была говорить после всего того, что было пережито ею. Наконец Беннингфорд остановил свою лошадь и обратился к ней с вопросом:
— Куда же теперь, по какой дороге?..
Она не сразу ответила. Взглянув на горы вдали, она вздрогнула. Может быть, это было действие холодного ночного ветра. Затем она повернула голову и посмотрела назад, в сторону Фосс Ривера. Горизонт уже окрасился первыми лучами утренней зари.
Она глубоко вздохнула, как утомленный ребенок, и беспомощно огляделась вокруг. Беннингфорд никогда не думал, что ее сильная натура может быть до такой степени потрясена. Он ласково притронулся к ее руке и снова спросил:
— Куда же?
Она еще раз посмотрела на Фоес Ривер и затем указала на отдаленные холмы.
— Вот туда! — ответила она дрожащим голосом. — Я не могу вернуться в Фосс Ривер…
— Хорошо. Едем, — ответил Беннингфорд.
Но они не сразу двинулись в путь. И он и она долго еще смотрели на Фосс Ривер в розовом свете утренней зари, навсегда прощаясь с ним. Наконец Билль повернулся к Джеки и спросил:
— Вы помните?…
— Да… Помню, — отвечала она.
Беннингфорд притронулся шпорами к бокам своей лошади. Золотой Орел насторожил уши, повернув голову к противоположному берегу болота, туда, где была его стоянка в уединенной долине. Ему нечего было указывать дорогу, он знал, что возвращается домой…