Ноев ковчег доктора Толмачевой
Шрифт:
– Недешевое удовольствие.
– Квартиру продал.
– Где же ты живешь?
– Снимаю. Дела идут. Может быть, новую куплю.
Они постояли еще немного, и Николай повел Азарцева знакомиться с командой.
Известие о том, что Азарцев – пластический хирург, вызвало у всех большой интерес и уважение. Тут же состоялась «проба носа», во время которой Азарцев действительно довольно удачно отсек ненужный кусочек мрамора.
Но деньги, которые он приносил Тине, он получал вовсе не за упражнения с камнем, которые, кстати, стал
– Тебе надо делать клиентам косметическую пластику французским гелем. Ты даже не представляешь, каким это будет пользоваться бешеным спросом, – сказал Азарцеву бывший эксперт, а теперь экскаваторщик Слава.
– Каким клиентам?
– Покойникам. Особенно если они молодые и у них состоятельные родственники.
Слава был курнос и коренаст. Его даже зимой загорелое лицо свидетельствовало, что он много времени проводит на воздухе.
– А ты давно здесь работаешь?
– Как освободился. Между прочим, я тоже случайно Николая встретил.
– Здесь и загораешь? – взглядом показал на его загар Азарцев.
– Здесь, конечно, тоже можно загореть. Но я вообще-то неделю назад из Красной Поляны приехал. На лыжах там катался.
– Так что ты говорил про пластику? – заинтересованно переспросил Азарцев.
– Есть специальные методики. Я узнавал. Между прочим, сам хотел поучиться. Но, во-первых, во Францию надо ехать, а у меня визы шенгенской пока нет, а во-вторых, руки у меня все-таки уже теперь не те. Я ведь могилы экскаватором рою, но потом лопатой их подправляю. А тебе эта косметика будет в самый раз, тебе и учиться не надо, ты анатомию лица и так должен знать.
– Ну, надо попробовать, – пожал плечами Володя. – Но только где же мне взять таких покойников?
– На это у нас есть кладбищенская мафия. Отец Анатолий покойников отпевает, он же заказы на памятники лоббирует. Гриша памятники делает. Я могилки рою. Николай над всеми нами стоит. Только косметология не охвачена. Все остальное здесь уже поделено, но поделено, между прочим, по-честному. Если кто играет не по правилам, мы сразу экскаватором уроем и сразу же и закопаем. Так что большинство даже и не пытаются с нами спорить.
– Но ведь не на кладбище же клиентам косметические процедуры делать?
– Конечно нет. На это есть специальные комнатки в патанатомиях и моргах. После того как доктора и эксперты заканчивают свои дела, с заднего входа появляются другие специалисты – бальзамировщики, визажисты, даже модельеры. Но между нами, бывшими докторами, говоря, – они уже сидели в мастерской, и Слава разливал всем по стаканам, – качество этих услуг оставляет желать лучшего. На иного покойника посмотришь – лежит, будто клоун из цирка.
Азарцев промолчал.
– Платить будем из общего котла, – объявил Николай.
– Это как?
– У нас общак. Сколько кто заработает – несет в общую кассу. Делим на всех поровну.
– Но ведь у кого-то работа каждый день, а у кого-то нет?
– Все должно быть по справедливости. Сегодня у тебя больше работы, чем у другого, а завтра вообще на бобах сидеть приходится. Чтобы этого не было, мы и держим общак.
– Но ты не бойся, – вдруг подал голос худенький скульптор Гриша. – Со временем мы и тебя на каждый день работой обеспечим.
Азарцев ухмыльнулся:
– Звучит угрожающе, но я согласен. Только я не понял: мне, значит, придется по разным моргам ездить, или вы меня к какому-то одному прикрепите?
– Подумаем. Как получится, – закусил водку колбасой Николай. – Сначала придется поездить.
Первый же опыт Азарцева в этом направлении оказался настолько удачен, что муж клиентки, кажется, выразил сожаление, что его супруга при жизни не была такой красивой. Поп Анатолий загнул по этому поводу длиннейшую сентенцию из вузовского учебника по психологии, и новая компания Азарцева спрыснула Володин дебют.
С этого времени Азарцев стал понемногу выздоравливать и одновременно отдаляться от Тины.
11
– Не ходи завтра на работу, давай поедем куда-нибудь вдвоем. В Версаль, например. Я там еще не был, – сказал Тане Филипп Иванович, когда они уже лежали в постели в номере «Ритца», окнами выходящего как раз на Вандомскую площадь.
Брошенная одежда и смятые простыни, разгоряченное, разнеженное Танино тело свидетельствовали о весьма неожиданном повороте в ее парижской жизни. Филипп Иванович возвышался на постели мягкой горой. Взгляд его был спокоен – Таня видела, что даже в минуты приятной расслабленности он не забывает наблюдать за окружающим. Сейчас в поле его зрения была она, Таня.
«Да пусть наблюдает, мне не жалко», – решила она.
– А как же лаборатория? – спросила она вслух.
– А она тебе очень нужна?
– Вообще-то нужна, – молвила Таня. – Даже очень нужна. Я два года мечтала остаться в ней работать.
– Неужели ты не соскучилась по дому?
– Соскучилась. Но не по дому. Своего дома у меня и не было. По родителям. Но это же совсем другое.
– Другое. Потому что у тебя нет сейчас перспектив. А если бы были?
– Смотря какие... – сказала Таня. И поразилась, как точно он, почти не зная ее, определил ее положение.
– Да никакие. Здесь у тебя никаких перспектив нет.
– Почему вы так думаете? – Таня с интересом, но и с обидой приподнялась на локте.
– А ты не обижайся. – Одинцов смотрел на нее, как смотрят на щенка, которого хотят купить и про себя оценивают его достоинства. Будет ли он, когда вырастет, красив, умен, верен или окажется без толку гавкающим балбесом и трусом? – Замуж тебе здесь удачно не выйти. А если выйдешь, то за какого-нибудь голодранца. Работать, может, и оставят, но будешь вечно на вторых ролях. Зарплата небольшая, авторитета никакого. Зачем тебе это надо?