Ноев ковчег доктора Толмачевой
Шрифт:
– А что ты предлагаешь?
Он пожал плечами.
– Ты заведующая, ты и предлагай.
Она посмотрела на него с досадой.
– Владик, я не могу пока ничего предложить. Я же вам с Аркадием говорила, из чего складывается наша зарплата. Ухудшилось не только наше положение, ухудшилось вообще положение в здравоохранении и в нашей конкретной больнице тоже. Поэтому главный врач урезал нам процент отчислений.
– И ты не могла нас отстоять.
Маша разозлилась.
– Да, не могла. Язык не повернулся. Потому что по сравнению с зарплатой
– А мне плевать на врачей других отделений.
Маша помолчала, разглядывая свои ногти.
– Владик, ну подумай! Раньше в этом же самом отделении, когда мы работали с Валентиной Николаевной, у нас была пропасть больных. Постоянно не хватало коек. Нам было некогда попить чаю. И зарплата была такая, что жить на одну ставку было невозможно.
– Маша, я не знаю, сколько получаешь ты, но я и сейчас не могу жить на мою теперешнюю ставку.
– Но мы же должны быть честными перед собой.
Маша посмотрела на Владика и подумала, что сегодня никакой любовной искры в его глазах не видит. «Видно, пустовать кожаному дивану. Обидно, – подумала она. – Но все-таки хорошо, что Владик пришел посоветоваться. Значит, считает меня не чужим человеком».
– Вот скажи, чем мы сейчас занимаемся на работе? – Маша пыталась втолковать ему то, о чем думала уже не первый день. – Обставились приборами, они работают за нас. Мы подходим к больным редко. Наше дело – назначить обследование. После того как обследовали, в ординаторской сделали назначение. Сестра выполняет. Больного опять не смотрим. Чего, как ты говоришь, на него смотреть? Проходит десять дней. Снова обследование. Больному легче? Легче. Прекрасно, пожалуйте на выписку и оплачивайте счет. Но, как ты думаешь, Владик, несмотря на положительные результаты лечения, больному у нас понравилось?
Владик усмехнулся. Он сразу понял, куда клонит Маша. Копает под него. Интересно, кто ее науськивает? Барашков, что ли?
– Дальше рассказываю, – наклонилась в его сторону Маша. – В палатах пустота, спокойствие, тишина. Тех, кто может помереть, мы не кладем – не можем ухудшать статистику. Тех, кого надо оперировать, мы тоже не кладем – не по профилю. Обследовали – переводим в хирургию. После операции – пожалуйста, возьмем, но только после того, как снимут швы. А кто же к нам за деньги пойдет после того, как уже сняли швы? Как при таком раскладе мы можем заработать большие деньги, если больной пролечился и ушел? И больше не ведет – ни родственников, ни знакомых.
Владик развел руками.
– Надо менять профиль отделения.
– В какую сторону? Нужна лицензия, нужно опять договариваться с главным врачом...
– Все это можно сделать, если захотеть.
Маша вздохнула.
– Ну, наверное, можно. Но если честно, Владик, я не хочу ничего менять. Я хочу, наоборот, чтобы техники у нас было поменьше, а разговоров с больными побольше. Но Барашков вечно занят, а ты, Владик, сам тысячу раз мне говорил, что беседовать с больными терпеть не можешь.
– А если нас вообще закроют? – Владик встал и прошелся от окна к двери.
– Не должны.
– Почему ты так уверена?
– Закрыть могут, только если закроют вообще все коммерческие отделения в стране. А пока... У меня, в конце концов, есть папа.
«Жаль, что у меня нет такого папы», – подумал Владик.
– А как зовут твоего отца? – вдруг сам не понимая зачем, спросил он.
– Филипп Иванович, а что?
Владик кинул выразительный взгляд сначала на Машу, потом на диван, а потом, как бы передумав, встал и пошел к двери.
– Знаешь, Маша, – он уже взялся за дверную ручку. – Я думаю, если бы ты познакомила меня с отцом, мы с ним нашли бы общий язык. – Владик уже сделал шаг в коридор. – И в принципе я бы тоже мог называть его «папой».
Он закрыл за собой дверь, не оборачиваясь, но мог дать голову на отсечение, что Маша с изумлением смотрит ему вслед.
«Ничего-ничего, теперь главное – выдержка, – повторял он, стараясь незаметно прошмыгнуть мимо сестринского поста. – Не буду заходить к ней в кабинет три дня».
На посту никого не было. Раиса раздавала в палатах лекарства. Дорн забежал в ординаторскую и стал быстро собираться домой. Он считал, что удачно забросил Маше удочку. Теперь надо было отделаться от Райки.
Но желанный путь к лифту оказался перекрыт. Раиса, видимо, отслеживавшая его передвижения, перегородила проход своим животом.
«Господи, что я раньше мог в ней найти? Толстая глупая баба!»
Дорн прекрасно отдавал себе отчет, что возле прохода к лифту Рая начнет с ним препираться, а скандал не входил в его намерения. Деньги он уже приготовил, как готовил их каждый месяц. Вытащив из кармана конверт, как белый флаг, он попытался выманить Раису из узкого горлышка прохода. Маневр удался. Завидев конверт, она пошла ему навстречу. Но Владик не отдал деньги сразу. Он отошел к коридорному окну и облокотился локтем о подоконник.
– Ты расскажи-ка мне, дорогая, – начал он с еле сдерживаемой яростью, когда Раиса подошла поближе, – кто же тебя научил Барашкову жаловаться?
– Да я и к Марье Филипповне, и к главврачу пойду, – плаксивым голосом начала Райка. – Надо же тебя как-то наказать за все твои злодеяния!
– Я вроде тебе не разрешал мне тыкать! – загорелся Дорн от ее наглого хныканья. – Деньги я тебе даю, голодная ты не сидишь, а уж кто кому больше злодеяний наделал, это еще надо разобраться.
– Вот пусть Марья Филипповна и разбирается. А то больно уж вы к ней зачастили, – скривилась Раиса.
– Я к ней хожу только по работе.
– А ко мне теперь вообще не заходите, а ведь говорили, что меня любите! – Раиса вдруг закрыла лицо ладошками и зарыдала.
– Вот это уж вообще наглая ложь! Я никогда тебе ничего подобного не говорил и говорить не мог. У нас с тобой все было по обоюдному согласию, поняла?
– Чего уж не понять! Только вы теперь на богатой невесте женитесь, а я с ребеночком остаюсь, – промычала Райка сквозь слезы.