Ноль три
Шрифт:
Нет, Алферов цеплял тех, кто без дополнительного заработка не мог прожить. И надо сказать прямо, своего он добился быстро.
Даже и опытные врачи в разговоре между собой (но при Алферове, конечно) могли заметить: а Олег Петрович сказал то-то (значит, тут и обсуждать нечего, последняя инстанция!).
А те, кто не могли сюсюкать, похваливать и прилаживаться к Алферову, те ушли. Ценили свое умение, знали, что опытных работников на всех станциях не хватает.
То было большое бегство. И что характерно: уходили как раз лучшие, самые грамотные и толковые. Что, конечно, подтверждает старую истину: лучшие не хотят приспосабливаться к изменениям
Особенно мне жаль было, что уходит Катя, превосходный фельдшер, толковее многих врачей, молодая мать-одиночка.
Я отговаривал ее.
— Я и месяца не могу без совместительства, — оправдывалась Катя — первые свои шаги она делала в моей смене. — Я ведь вся в долгах, — мебель и телик взяла в кредит полгода назад (она получила однокомнатную квартиру). Я не могу ему кланяться, просила и плакала, а он не дает заработать. Подхалимничать я не умею. Не уважаю я его, Всеволод Сергеевич. Вот увидите — вы тоже скоро сбежите.
И что удивительно — Алферов никого не удерживал. Все оформлялись переводом, то есть им не надо было отрабатывать положенные два месяца. Хотите уходить? Уходите, плакать не станем, незаменимых людей, уверяю вас, нет.
И вместо ушедших опытных фельдшеров Алферов помаленьку набирал девочек — выпускниц училища. То есть мы в среднем настолько омолодились, что еще немного, и станем детским садом.
У меня даже складывалось впечатление, что Алферов был рад уходу прежних работников (почему и оформлял их переводом). На мой-то взгляд, он вообще бы хотел набрать новых людей, чтоб они не помнили его, прежнего.
И с каким же наслаждением поучал он девочек, как строг был при этом и торжествен, как проникновенно говорил о смысле нашей работы.
И с каким восторгом внимали девочки — о, первый учитель. Так что если Алферов всего более добивался уважения, то с девочками все было в порядке — они уважали его безоглядно.
Да, но это на бумаге все выглядит так просто — опытные ушли, девочки пришли. В жизни чуть сложнее: сперва Алферов некоторым не дал совместительство, потом недовольные ушли, а неопытные пришли. Но ведь это все не в один день. А смены-то заполнять надо каждый день. И делалось это с невероятным трудом. Были сутки, когда на пяти машинах мы работали втроем. А это жаркое лето, и много дачников, это был просто какой-то обвал.
Две недели я терпел, а потом не выдержал.
Помню, привез в детское отделение ребенка. А в ординаторской сидит молоденькая докторица и горько плачет.
— Что случилось, Алла Павловна? — спросил.
— Ночью умерла четырехмесячная девочка.
— А что с ней?
— Пневмония.
— Мы привезли? — это во мне заворочался профессионал.
— Вы.
— И когда?
— Вчера.
Стыдно признаться, но у меня отлегло от сердца — привезли не сегодня и, следовательно, не в мою смену.
Да, представьте себе, девочку пневмония спалила за день. Заболела утром, а к нам привезли только вечером. Из района. То ли у них машины нет, то ли она на ремонте, не знаю. К двенадцати часам дозвонились до «Скорой». А там говорят, что с людьми напряженка, будет ходка в ваш угол, прихватим и девочку. В общем, привезли только к четырем часам. А девочка без сознания. А я дежурю. Вот всех созвала, делали, что могли, нет, правда. Я даже из областной больницы реанимационную бригаду
Я спросил у Алферова, знает ли он об этом случае.
— Еще бы! Уже шум поднялся. Тут сомнения нет — виноват диспетчер. Машину надо было посылать сразу.
Это он имел в виду, что диспетчеру объявят выговор.
— Конечно, диспетчер виноват, — согласился я, — но у них в смене работало четыре человека. Значит, некого было послать. У нас же теперь смены не закрываются. Вы же не всем даете совмещать, а только по выбору. Да уволились.
— Набираем новых людей.
— Да в отпуске.
— А вы хотите, чтоб я не пускал людей в летнее время? — раздраженно спросил Алферов.
Вот это раздражение было внове для меня — со мной он всегда разговаривал предупредительно и во всяком случае вежливо.
— Отпуск отпуском, но смены должны быть укомплектованы, — твердо сказал я. — А уж как, это ваша забота.
Он поборол раздражение и с демонстративной ласковостью спросил:
— Ваша смена сегодня укомплектована?
— Сегодня — да. Но на прошлой неделе — ни разу.
— Но сегодня укомплектована?
— Сегодня укомплектована, — согласился я.
— Вот и хорошо, — проворковал Алферов и ушел к себе.
Не захотел разговаривать со мной — каждый сверчок знай свой шесток. Думай только о своей смене, о всей службе есть кому позаботиться.
Но я думал иначе — меня касалась не только работа моей смены, но и работа всей «Скорой помощи». Надеюсь, имею право так думать — двадцать лет, второй дом, можно сказать прямо.
Дальше я терпеть не мог, понимал, что Алферов развалит работу начисто. И я пошел к главврачу.
Разумеется, понимал, что Алферов рассердится, что вот я побежал жаловаться, возможно, и не простит мне этого, но скажу себе очередное похвальное слово — работа мне все же дороже хороших отношений с начальством.
Главврач был на месте.
— Десять минут, Алексей Федорович, — попросил я.
— Давайте.
— Все очень просто: Алферов разогнал лучших работников.
Он поморщился так, словно во рту у него была неспелая клюква.
— Сильно сказано, Всеволод Сергеевич. Алферов не может ни увольнять, ни набирать. Да и где же — лучшие ушли? Вы, Елена Васильевна, Надежда Андреевна — все на месте. Одни люди уходят, другие приходят. Что вас не устраивает?