Номад
Шрифт:
Тогда я еще не знал о том, что время – отнюдь не последовательная величина, как нас учили. При желании я мог переместиться в любой отрезок времени, но тогда мой мозг, вероятно, сошел бы с ума. Что поделать – люди любят закономерность. Тогда я все еще был одним из них.
Однажды я очнулся, совершенно не чувствуя руку. Конечность попросту онемела от того, что я ущемил локтевой нерв, но в первую секунду я жутко перепугался. Это страшно, когда тело подводит. С тех пор я завел себе одно важное правило: всегда ставить таймер автоматического возвращения. Мне совсем не улыбалось очнуться в теле хладного трупа, угоревшего от газа или ставшего
Спустя три дня я вспомнил, что хотел позвонить Вике. Эта девушка мне и вправду понравилась, и я был бы не прочь продолжить общение, вот только… Проверив баланс на своем счете, крепко задумался. Все это время я жил на накопления, свои и родительские, плюс немного подрабатывал копирайтером. Но если в ближайшие три месяца я не найду издательство, готовое заплатить мне аванс, придется устраиваться на работу. А если собираюсь водить в кафе свою девушку, то и через два.
По образованию я был учителем, но перспектива вернуться в душные школьные классы была для меня хуже плена во вражеском стане. Поэтому, отложив телефон, я взял НОМАД и направился в любимое кресло.
Должно быть, фортуна была на стороне Марка, поскольку я оказался на оживленном вокзале. Повсюду виднелись надписи о том, что этот город находится вне зоны оккупации, и это не могло не радовать. Хоть где-то в этом мире была нормальная жизнь.
Я оказался на скамейке с беляшом в одной руке и эмалированной кружкой в другой. От кружки поднимался пар от горячего чая, а беляш был по-настоящему сочным и вкусным – что еще надо для счастья мальчишке, прошедшему такой долгий и такой взрослый путь? Мимо сновали люди, одетые в цветастые брюки-бананы, «варенки», дутые куртки кислотных цветов – казалось, что они сошли со страниц модных журналов времен СССР. Он оживленно болтали, нарочито громко смеялись, как бы говоря: «Да, мы живем в свободном городе, и нам наплевать на всех».
Однако встречались и товарищи совсем иного рода: сгорбленные, одетые в поношенные вещи мрачных цветов, с тревогой в голодных глазах и отпечатком пережитого на лицах. Наверняка так выглядел со стороны и Марк.
«Это беженцы», – догадался я, рассматривая семью, расположившуюся на соседней скамейке. Мужчина в мятом сером плаще читал список, что висел на стенде, женщина, стыдливо прикрывшись, кормила грудничка, а мальчик постарше с завистью смотрел на мой беляш. Рядом с ними стояли два больших чемодана.
Залпом допив чай, я привязал кружку к своему рюкзаку и подошел поближе. Родители заметно напряглись, но, увидев, как я отламываю знатную половину беляша, вмиг успокоились, а их лица посветлели.
– На, – сказал я и протянул парню кусок. – Эришь. «Ешь».
Только получив одобрение в виде кивка от отца, мальчишка взял пирожок из моих рук. Поблагодарил и тут же принялся есть, крепко держа беляш своими грязными руками. Горячий жирный сок тек по его подбородку, а глаза были благодарными, но в то же время какими-то по-звериному дикими. Мне не хотелось думать, через что прошла эта семья, и я уткнулся в стенды со списками.
«Распределенные дети» – гласил заголовок.
Затем шел длинный перечень фамилий. Меня охватила странная тревога; я принялся скользить глазами вниз по алфавиту и ощутил как на букве «Г» мое сердце забилось с новой силой. Неужели я тоже был в этом странном списке?
Так и есть. «Гугения, Марк», – прочитал я. Знаете, как бывает, когда тебя вызывают к доске, а ты не готов отвечать или готов, но только не по этому вопросу? Сейчас я ощутил то же самое. Марк Гугения был в списке «распределенных детей», и почему-то мне это очень не нравилось.
Через пять минут я понял почему.
Молодая, вычурно одетая пара робко приблизилась к семейству беженцев.
«Вы семья Сорейн?» – напевно поинтересовался мужчина у главы семьи. Диалект в свободном городе отличался от привычного Марку; слова звучали как-то развязно, отчего речь походила на припев из песни «Если бы не было зимы в городах и селах».
Получив утвердительный ответ, молодой человек достал из-за пазухи банкноты и, пересчитав, отдал их мужчине в мятом пальто.
«Ну мало ли какая у них сделка», – подумал я, но тут произошло нечто странное. Мать с невыразимой тоской в глазах протянула грудничка чужой женщине. Та взяла его на руки и тут же принялась тискать, отчего ребенок проснулся и захныкал. Старший мальчик сухо попрощался с отцом за руку и, взяв чемодан, нехотя встал рядом со своим новым… отцом?
Я хотел было уйти или хотя бы отвернуться, но все происходящее настолько шокировало, приковывало внимание своей несуразностью, что я буквально не мог сдвинуться с места.
Молодая девушка принялась щебетать, как хорошо она подготовилась к приему детей и о том, что в их семье им будет безопасно. Все это время родная мать пыталась поправить сползший носочек на детской ножке, но руки слишком сильно дрожали.
На первый путь с дымом и грохотом прибыл поезд. Мне показалось, что он был чуть ли не вдвое больше наших поездов и, наверное, в сто раз уродливее. Откуда ни возьмись к нему хлынула толпа беженцев: усталые, нервные, больные, осунувшиеся. Мужчины и женщины забирались в вагоны и исчезали в них, не оглядываясь на перрон. Я заметил, что детей среди них не было, и наконец-то все понял. Свободный город не мог вместить всех. Поэтому детей распределяют по семьям, тогда как их родные папы и мамы уезжают в неизвестном направлении.
Я ощутил небывалую тоску на душе, как в детстве, когда умерла любимая собака, только еще хуже. Мне захотелось сесть на перрон и заплакать в голос от всей этой безысходности, но в этот момент пришли и за мной.
Это были усатый мужчина и очень низенькая женщина. Не такие молодые, как предыдущая приемная пара и не такие разодетые. Сдержанно поздоровавшись, они просто взяли меня за руку и повели. Я не знал, сколько минут мне осталось провести в теле Марка, но я очень хотел домой.
«Назад!» – мысленно приказал я, в то же мгновение меня выдернуло из реальности, словно корнеплод из грядки. Первое, что я сделал, оказавшись дома, это взял инструкцию и жирным маркером сделал пометку напротив вселенной Марка Гугении: «Очень и очень жестокий мир».
Глава - 3
Глава - 3. Анлаф Прозак
Вопреки ожиданиям, произошедшее не выбило меня из колеи. Проспав до обеда следующего дня, я с новыми силами принялся за работу над книгой.
«Пора подумать об издательстве», – решил я, пролистав все написанное. Навскидку можно было бы сказать, что готова примерно четверть книги; вряд ли крупные издательства захотят принимать «недоделку», но с маленькими конторами вполне можно будет договориться.
Следующие полчаса я штудировал Рустернет на предмет небольших издательств в своем городе, пока телефонный звонок не вернул меня к реальности.