Номад
Шрифт:
– Девушка, а хотите… я вас накормлю? – выпалил я первое, что пришло в голову. – А то что вы только кофе…
Я был готов к провалу. Уже на лестнице леди вдруг обернулась и неожиданно ответила:
– Вообще-то я предпочитаю другие места. – Ее голос был низким и очень приятным, словно кошачий утробный рык.
Я улыбнулся в ответ, и уже через пятнадцать минут мы спонтанно ужинали в классической кофейне с идеально треугольными чизкейками, дорогой посудой и ненавязчивыми официантами.
Девушка звалась Викой, за плечами имела переезд из Уфомска, три курса факультета психологии в Вологдинском педагогическом,
По завершении вечера мы обменялись телефонами, я проводил ее до станции метро (мог бы и дальше, но жила она аж в Новодевкино) и даже подержал за предплечье, недолго, секунд тридцать. Домой я завалился совершенно счастливый, улыбающийся и немножко пьяный. Я уснул до того, как голова коснулась подушки, а труд про пришельцев так и остался лежать на столе без контрольной вычитки.
***
На этот раз таймер был установлен на разрешенные тридцать минут. Удобно устроившись в кресле, я глубоко вздохнул, бодро кивнул своему отражению в зеркале и нажал на кнопку…
Мы были за городом. Марк и двое взрослых брели по полю, заросшему высокой травой. Когда-то на нем выращивали зерно, но с приходом иных до сельского хозяйства никому не стало дела.
По правую руку стояли брошенные деревянные дома: окна были выбиты и зловеще чернели в густых сумерках. Прямо по курсу простиралось бескрайнее поле, утопающее в молочном тумане, а позади грозно надвигался лес. И нет, «грозно» было не просто эпитетом: кожей маленького Марка я ощущал опасность, исходящую от этого леса. Они таились там до поры до времени.
Мужчина шел напролом, точно танк, а вот женщина все время оглядывалась – должно быть, тревога подгоняла и ее.
Я буквально валился с ног. Все, чего мне хотелось, – это поскорей найти какой-нибудь стог сена и забиться туда, подальше от всех бед. В какой-то момент мне показалось, что я вот-вот отключусь: сознание снова стало подвижным, точно сбитая кегля. Но неожиданно возникший низкий гул буквально придавил нас к земле.
– Марко! Орлодно но го! – закричал мужчина. «Беги, Марк!»
Из последних сил я бросился вперед, подгоняемый диким иррациональным страхом. Гул надвигался из-за леса, но у меня не было времени, чтобы обернуться. Вы спросите: с чего бы мне бояться, ведь все это было нереально. Для Яна Монастырского, сидящего в отключке в своем кресле, определенно да. Но для маленького мальчика Марка – это жизнь, которая может оборваться в любую секунду. Кто я такой, чтобы перестать бороться за нее?
Да и страшно, черт побери, было до жути.
Даже отдавая себе отчет, что в этом мире я, как в компьютерной игре, не смогу погибнуть «взаправду», не хотел умирать. Боялся увидеть то, что не смогу забыть, боялся, что моя и без того не совсем адекватная психика окончательно свинтит.
Да, в любую секунду я мог приказать НОМАДу отправить меня обратно. Но даже на это у меня не было времени. Все, что я мог, – это бежать через густую траву и туман вперед, к заброшенным домам и спасительным стогам сена.
Позади раздавались странные звуки: словно что-то тяжелое и влажное шлепалось на землю. Мужчина закричал, и тут же умолк, будто бы его придавило гигантской слизистой каплей.
«Оглянись, дурак, оглянись! Ради книги!» – думал я, но тело отказывалось повиноваться. Перепрыгивая через какие-то пни и коряги, я несся к ближайшему стогу сена. Позади меня выла от страха та самая женщина, что дала коврижку, и я понял, что она долго не протянет.
Наконец-то! Убежище! Настигнув влажный от росы стог, я принялся неистово рыть в нем углубление. Движения Марка были рваными и плохо скоординированными – сказывались и возраст, и хронический стресс – но я был поражен тем, что он вообще дошел сюда. Я гордился своим воплощением и понимал, что, случись подобное в моем мире, я, наверное, остался бы сидеть дома у телевизора и ждать приговора.
Добравшись до сухого и теплого центра, забился в сено с головой. Видимость была почти нулевая, поэтому я целиком обратился вслух. Гул становился все громче и громче, женщина продолжала плакать, а влажные шлепки были совсем близко.
«Они сбрасывают снаряды, – догадался я, точнее, считал из памяти Марка. – Это вещество убивает моментально”.
Понятно. Значит, тот мужчина не мучился.
Очередной шлепок поразил цель: женщина умолкла, напоследок отрывисто всхлипнув. Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы унять стук зубов друг о друга. Но, кажется, иные не заметили меня, поскольку гул вдруг стал ослабевать, а вскоре и вовсе исчез, уступив место вязкой тишине.
Лишь спустя пятнадцать минут я осмелился выбраться из стога.
Огонь пожирал город, который Марк так вовремя покинул. Алое пламя поднималось из-за леса и трепетало в черном небе словно стяг. В воздухе пахло гарью, а еще чем-то ядовито-кислым, словно кто-то разлил уксусную эссенцию. Я чувствовал, что мне надо идти дальше, но нездоровое любопытство пересилило, и я решил посмотреть, что же стало с телами убитых взрослых.
Меня едва не вырвало, когда я увидел плотные, напоминающие улиток, комки слизи.
«Кислотные бомбы», – услужливо подсказало сознание Марка, пока я рассматривал начавшие разлагаться тела, что лежали внутри этих жутких капсул.
Интересно, будет ли Марк помнить об этом? Не сойдет ли с ума, оставшись один? Его судьба вдруг стала небезразлична мне, но я знал, что полчаса, отпущенные на мое путешествие, вот-вот истекут.
Все, что я мог сделать напоследок, это собрать остатки сил и убежать как можно дальше от места расправы.
«Рано или поздно он выйдет к людям», – подумал я и перенесся обратно в свою уютную реальность.
На часах было два ночи.
***
Я стал одержимым. За три дня, во время которых я практически не выходил из дома, написал, наверное, больше, чем за всю свою жизнь. Я работал, как проклятый, разрываясь между тем, чтобы наблюдать за судьбой Марка и излагать все это на бумаге. Я плохо спал по ночам, потому что мне снилось, как мой дом атакуют пришельцы, и вставал в раннюю рань, потому что именно в это время начинался день Марка.