Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Нет, Сао Седар, – вслух сказал я себе, и лежавшей на столе обглоданной груше, – забудь про Антинель. Ты не поедешь туда с Бонитой – пусть сам катится, раз ему так припёрло. И ты не поедешь туда, чтобы отдать Баркли выигранный «Бейлис», а передашь его через Поля, ведь он всё равно пробудет в Антинеле довольно длительное время, вот заодно и полюбуется на нашего клёцконосого. Ты не будешь ничего спрашивать у Норда, и не будешь звонить Длинному, чтобы узнать, как там идёт проект онкологички… Стоит тебе протянуть руку и коснуться хоть чего-то, кого-то в Антинеле, как на запястье твоём щёлкнет, закрываясь, стальной капкан воли Норда. Он один раз выпустил тебя, ошибся, не успел вцепиться как следует – больше не выпустит. Никогда.
– С кем это ты тут разговариваешь? – в дверь просунулась кудрявая голова Бониты.
– Ты для меня узнавал, да?..
– Ага. Да ты заходи, что торчишь кукушкой, – я неторопливо доел грушу, определил огрызок в мусорное ведро, и в куче бумаг на столе нашёл чистый листок. – Я узнавал. Я тебе сейчас напишу мобильник Норда, ты сам звони ему, и договаривайся напрямую. И в Антинель поедешь сам, а я тут пока разберусь с Лейденскими дожами и конденсаторами. А то ведь и впрямь выкинут…
– О, Сао, спасибо тебе огромное! – Поль трепетно схватил бумажку с драгоценным номером и прижал её к груди. – Я даже не знаю, как тебя благодарить!
– Ты сначала полюбуйся на Антинель, пообщайся с Нордом, потом поблагодаришь… если не передумаешь, Поль, – я склонился к монитору, пряча нехорошую усмешку, что против моей воли выползла на лицо. Бонита не заметил: ещё раз искренне воскликнув «Спасибо!», он чуть ли не бегом покинул мой кабинет. Ну что же… это был его выбор.
Соискатель на вакантную должность, Поль Бонита
…Позже, Поль Бонита с некоторой мрачноватой ухмылкой размышлял о том, что своими приключениями и вообще всей начавшейся развесёлой жизнью он обязан исключительно одному носатому индусу по фамилии Седар. Нет, конечно, и собственному вечному и патологическому любопытству, оно же шило в жопе, но и Сао Седару тоже! Кто, как не этот сын Золотого Ассама, посеял в мятежном разуме бедненького Полли семена Антинельских сосен и споры тамошнего безумия?..
Вначале всё это предприятие выглядело очень прилично, если не сказать благопристойно. Трясущийся от вожделения при мысли о вакансии директора химических лабораторий Бонита сразу же после обеда прыгнул в свой кабриолет, прихватив лишь лёгкий кейс с документами, и провёл четыре часа в пути за созерцанием леса по обочинам и прослушиванием позитивных творений музыкального коллектива «Carcass». К Сао Седару он в это время испытывал нежную, умилённую братскую любовь, какую испытываешь к человеку, посеявшему у тебя прямо перед носом набитый кредитками бумажник с лежащей внутри бумажкой с пин-кодами. Отловленный по телефону руководитель Антинеля любезно согласился принять Поля в удобное ему время – десять вечера. А также пообещал ему организовать ночёвку в ведомственном общежитии, чтобы Поль не тащился обратно в Марчеллу в тёмное время суток.
Любой вменяемый индивидуум, знакомый с Антинельской спецификой, немедленно впал бы в ступор от зловещего сочетания слов «ночёвка» и «общежитие». Бонита же мало того, что не впал – он испытал приступ сладостной ностальгии по общажной молодости в городке Избор и обрадовался возможности эту самую молодость вспомнить. Знал бы он…
После долгого пути, уже в сумерках, двухместный серо-голубой «Renault» миновал ворота и КПП, и под шинами тихо зашуршала густо устилавшая дорожку сосновая хвоя. Было начало десятого вечера, воздух сладко пах травами и вечерней росой, где-то над рекой собирался дождь. Бонита с наслаждением вдохнул запахи мокрого леса и мечтательно улыбнулся. Ему по жизни не везло с древлепущами и прочими чащобами: как-то постоянно приходилось селиться вдали от природы. Промышленный Избор, откровенно южная Марчелла, где лес был представлен от силы кустиками акаций… исключение составляли только три года на Озёрах, но об этом лучше даже не вспоминать. Лучше предвкушать беседу с этим, как его обозвал добренький Седар, «траурным молем». Конечно же, директор Антинеля высоко оценит Полеву гениальность и тут же, не сходя с места, немедленно примется просить его остаться навсегда. Не то, что эти ничтожества, тёмные и узколобые ретрограды, населяющие Лейденский исследовательский центр и Изборский НИИ. Вот где его действительно понимали и ценили – так это на Озёрах… ах, да, про это мы решили не вспоминать. Поль машинально коснулся белоснежного воротничка, словно на нём до сих пор была брошь в виде паука, и подавленно вздохнул. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Бонита принялся озираться, заодно высматривая и место для парковки.
Усыпанная хвоей дорожка вела мимо аллеи с каштанами, за которой сиял огнями панельный десятиэтажный лабораторный корпус. Потом с левой стороны уплыло назад здание общежития, весьма нахально осенённое трепетавшими на балконе последнего этажа просторными трусами в алые редиски. Справа же мелькнули заросли ивняка, и открылся двор стоявшего скобкой здания, бессистемно утыканный круглыми фонариками на ножках. По двору бродила светловолосая девица в домашнем халатике и периодически громко выкрикивала: «Кларитин! Кыс-кыс-кыс!! Кларитин, чмо ушастое, ты где?! Кыс-кыс-кыс!». Заглядевшийся на девицу Бонита чуть было не протаранил передним бампером крыльцо центрального корпуса – от столкновения его смог удержать только вкопанный для этих целей перед крыльцом железный столбик.
Тихо чертыхнувшись, Поль вылез из кабриолета и ещё раз огляделся. В целом, Антинель ему нравился. Он был куда симпатичнее, нежели украшенное колосьями и флагами здание СИИЕС, выкрашенное пьяненькими реставраторами с фасада в жёлтый цвет, а с остальных трёх сторон в розовый. Из-за такой вот безумной колористики в народе СИИЕС тут же получил наименование «Любовь – это». В честь одноимённой клубнично-банановой жевательной резинки, на которую институт один в один походил из-за бешеной раскраски.
– Так, пожалуй, пора, – сам себе сказал Бонита, взглянув на электронные часы над крыльцом, и на всякий случай ещё раз изучил бумажку с нарисованной от руки картой. Потому что, как ему вчера очаровательно сообщил Норд, «у нас тут в Антинеле без карты ходят только две категории людей: те, которых я вижу каждый день последние десять лет, и те, которых через пару дней не увидит уже никто и никогда».
Сверяясь со схемой, Поль взобрался на десятый этаж по гулкой мраморной лестнице. Потом поиграл в рыцаря на перепутье в тамбуре с аж одиннадцатью дверями, и таки вышел к свету и цивилизации. Свет был представлен несколькими бра в виде тюльпанов и единичным торшером, а цивилизация – сдобной дамочкой, энергично дубасившей по клавиатуре с азартом джазового пианиста. Бейджик на синей блузке сообщал, что сдобную барышню зовут Аманда Митталь.
– Добрый вечер, – радостно окликнул её Поль, – моя фамилия Бонита, я директор СИИЕС, мы на десять договаривались о встрече с директором Антинеля.
– Ох да, – не прекращая печатать, Аманда подняла голову и виновато улыбнулась, – простите, у нас случилось ЧП в волновом, господин Норд сейчас там…присядьте пока, подождите. Вам что подать: чай, кофе, сок, что-нибудь покрепче?
Очарованный подобным сервисом, Бонита угнездился на мягком диванчике, вытеснив с него двух сиамских кошек. И, неспешно попивая крепкий «Эрл Грей» с курабье, понял, что выгнать его из этого райского местечка теперь смогут разве что при помощи роты ОМОНа. И что Седар на всю голову отмороженный, если сделал ноги из Антинеля.
За чаем с печенюшками Поль разговорился с Амандой о всяких приятных пустяковинах, но где-то через двадцать минут непринуждённой беседы Аманда начала заметно нервничать и даже пару раз ответила явно невпопад. Озадаченный, Бонита примолк, глядя, как Аманда покусывает нижнюю губу и ёрзает на стуле. В конце концов, девушка решилась заговорить:
– Господин Бонита, простите меня, ради Бога… но у меня закончилась смена, а дома грудной малыш, я только месяц назад родила… я бы ещё посидела в приёмной, но ребёнок… Это ничего, что я уйду? Вы тут без меня сами подождёте Норда? Я просто не знаю даже, когда он вернётся…